Сибирские огни, 1946, № 3

ный. Сидит он на козлах, скорчив­ шись, подняв плечи, словно его всю жизнь за шиворот держали, лицо —■ холопье, но лошаденкой правит с некоторой элегантностью, выражая этим протест против существующе­ го строя и подчеркивая, что на ко­ ня, мол, вся и надежда. Едем мед­ ленно. Верх поднят, но слякоть все равно разлита повсюду, трясет, и чув­ ствуешь себя,' как голая кость в су­ повой миске. Дергает возница вере­ вочными вожжами, кричит... едем. Проехали Красные Ворота. Извозчик вдруг ко мне оборачивается и спра­ шивает: «Барин, а барин! А што, бы­ ла такая ипоха риформ»?—«Ну, как же,—отвечаю,—была такая эпоха ре­ форм при Александре втором». Путь, вижу, длинный, опять же нужно и человека просветить, и я подробней­ ше рассказываю ему об этой рефор­ ме, о крепостной зависимости, и пе­ рехожу к деятелям эпохи... Извоз­ чик неподвижен, только локтями шевелит. Вдруг он оборачивается ко мне, раскрывает злые глаза и быст­ ро так спрашивает: «Барин, а, барин. А правда, что нонче опять объявит­ ся эта ипоха риформ?» И вдруг Алексей Максимович СПроСИЛ МенЯ: : А вы, что сейчас делаете? Много пишете? Я рассказал ему тему «Бронепоез­ да», повести, над которой я тогда работал. Он смотрел на меня внима­ тельно, стараясь, видимо, думать о многих вещах, но в голову, должно быть, приходила только мысль о тол­ стом журнале «Красная Новь» и мне казалось, что он не понимает темы моего «Бронепоезда». Когда я пере­ дал ему содержание главы, где ки­ таец, чтобы остановить поезд, лег на рельсы, он, вздохнув, сказал: — Что-то неестественно. Почему из русских никто не лег? Неужели все струсили. — Не струсили, но никто не верил, что поезд можно остановить трупом. Еще обыкновенный состав — туда- сюда, а бронепоезд? — А китаец поверил? — Если русские печатают законы о технической безопасности, они их исполняют. Из уважения к русским. Горький рассмеялся. — Мотивировка забавная. А я подумал: традиционно объясните, что китаец, мол, более древней куль­ туры и к смерти относится спокой­ ней. Спокойствие это — не от куль­ туры, а оттого, что часто мрут. При­ выкли. Случай с китайцем придума­ ли? Я сказал, что читал об этом в од­ ной военной дальневосточной газе­ те. Факт мне понравился. Мне хо­ чется написать широко, буйно, с необузданной радостью, — и пыш­ ная, как красноглазые маки, при­ рода Дальнего Востока, будет для этой повести более подходящим фоном, чем спокойная, как лопух, природа Западной Сибири. Правда, на Дальнем Востоке я не бывал, а Западную Сибирь изучил и босыми ногами, и во время гражданской войны из окна типографии на коле­ сах, печатавшей газетку «Вперед»... — Пишите. Если и придумано, то довольно правдоподобно. Все ос­ тальное — от таланта. В изложении посредственности любая пьеса Шек­ спира покажется бездарной. Он внезапно встал, ушел в сосед­ нюю комнату и вернулся, держа в руке несколько китайских изделий из слоновой кости и нефрита. Я ви­ дал это впервые и подивился изуми­ тельному искусству китайских рез­ чиков. Он сказал: - Однако, подражать им не сле­ дует. Фантазия может быть свето­ носной, как маяк, если помнить, что жадное пламя направляется там обу­ здывающей рукой человека. Я опа­ саюсь, как бы избыток фантазии не повредил вам и вы не начали выде­ лывать нечто вроде этих безделу­ шек. Вам все-таки следует учиться. Вы одиноки. Пролеткультовцы, ви­ димо, вам не помогают. Идите в «Серапионовы братья». И, так как я не знал ничего о «Серапионовых братьях», да и самой повести Гофмана не читал, он объя­ снил, что при «Доме искусств» поя­ вился кружок молодых литераторов, — людей образованных, жаждущих ученья, вдумчивых, готовых ради искусства пожертвовать многим. Есть, например, среди них — Шклов­ ский. Умный человек. Двадцать пять лет, — и, знаете, совершенно лысый... Мне еще неизвестна была