Сибирские огни, 1946, № 3

Вдруг Ленин поднимает голову: «Позвольте, а вы что здесь делае­ те?» — «Снимаю». — «Уходите от­ сюда немедленно». Ха-ха! Он еще раз посмотрел на жур­ нальчик: — Отлично нарисовано. Видно, что ему хочется оставить рисунок себе, но в журнальчике на­ печатан мой рассказ «Красный день» и он передает журнальчик мне: — Берите, берите, мне пришлют еще. И не горюйте, что журнал тонкий. Перед тем, как двинуться лавине, по склону скачут маленькие катышки снега. Владимир Ильич сказал, что скоро выйдет большой, толстый журнал «Красная Новь». Мне предложено редактировать ли­ тературную часть оного. И я согла­ сился. Сделав несколько шагов по каби­ нету, Горький подошел к окну, пос­ мотрел. Виден сад, окружавший На­ родный Дом. Весенний ветер, аро­ матный, кудрявый, качал деревья и деревья, оглушенные ветром, подав­ ленные хлынувшей на них силой, ка­ залось, задыхались от ветра. Когда Горький повернул ко мне свое лицо, на нем было такое выражение, ка­ кого у него я еще никогда не видел. Он сказал: — Русские вообще, говорят ост­ ро. Но, на Волге, говорят не только остро, а жгуче. Например, свежий и сильный ветер называется витяз- ным. И вот, достаточно Владимиру Ильичу сказать вам две—три фразы, как вас охватывает этот сильный и свежий ветер. Ветер революции! Я не знаю, что чувствует птица, взма­ хивая крыльями, но когда я говорю с Владимиром Ильичем, я не только знаю это, но — лечу и лечу против бури, и знаю, что устою. Ему тогда шел 53 год, возраст почти такой же, в каком я пишу эти воспоминания, и мне странно думать, что двадцать пять лет на­ зад Горький казался мне очень ста­ рым. Он был не только стар. Он был мудр. Люди тогда мнились мне че­ ресчур суетливыми, болтливыми. А у него каждое слово взвешено, пол­ но глубокого смысла. И мне каза­ лось, что он не способен поддаться волнению, не способен громко, во весь голос, выразить свою страсть-, быть молодым. Но вот он заговорил о Владимире Ильиче, — и в словах Горького, во всей его фигуре вдруг вспыхнула молодость, и он был не только ра­ вен мне, но, пожалуй, — подумал я с крайним изумлением — он превос­ ходил меня молодой силой, фанта­ зией, верой! Ленин для него был не только добрым, всеобъемлющим, гениальным, — он для него олице­ творял борьбу. Каждое его слово накатывалось на Горького, как тя­ желая океанская волна, проносилось над головой и Горький, откинув го­ лову назад, дыша всей грудью, вос­ клицал: — Великолепно! И видно было, что это действи­ тельно великолепно, и что Горький думает о Ленине с удовольствием, с признательностью, с преклонением. Я слушал его, — а рассказчик он, вы знаете это, был пленительный и пламенный, — и весь дрожал от восторга. — А его смех! Удалой, цветущий, как юность! Право, мне всегда ка­ жется, что дует бешеная буря, ко­ рабль ныряет чорт знает как глубо­ ко, небо мертвое, лицо ваше в хо­ лодных брызгах и вдруг откуда-то чистосердечный и счастливый голос, вполне на вас надеющийся: «Крепче держись, ребята, ха-ха!» Он рассмеялся, вытер золотистые слезы и сказал: — В первом номере «Красной Но­ ви» предполагается статья Владими­ ра Ильича о новой экономической политике. По поводу этого я рас­ сказал ему свою недавнюю беседу с извозчиком. Владимир Ильич очень смеялся, а затем сказал: «Да, таких «пытливых» извозчичьих вопросов нам еще будут задавать много. При­ дется еще поспорить о неверных ис­ торических параллелях». И он повторил мне свой рассказ о встрече с извозчиком: Итак, приехал я в Москву. Сля­ коть, небо серое. Вот, говорят, Пе­ тербург серый. Не верьте. Насчет слякоти, Москва куда более гораз­ да. Ну-те-с! Взял я извозчика. Из­ возчик — старый, сгорбленный, того: и гляди в могилу ляжет, но по гла­ зам видно — жулик необыкновен­