Сибирские огни, 1946, № 3

Провинциальная тоска хорошо знакома мне, я рчень понимаю Вас. Итак, перебирайтесь сюда скорей! Жму руку. А. П е ш к о в». 20. XII-20. Ваше письмо получил только се­ годня с четырьмя на нем наклейка­ ми. Прилагаю их. Мой адрес: Кронверкский проспект, 23. В Петрограде. В первом письме, полученном мною от Горького, было два слова. «Берегите себя». Не я берег себя, а меня сберегли эти слова. Право, мне кажется, что без них я вряд ли бы выжил. Хоть я и происхожу родом из упорнейших и крепких казаков, тех, что шли с Ермаком в Сибирь, однако, 1917 — 20 годы были столь грозны и тягостны, что падали и гибли люди посильней и поздоровей меня, тем более, что область худо­ жественной литературы, где я мог проявить свою волю и упорство, меньше всего ценилась тогда. Вот почему два письма, полученные когда-то мною от Горького, в эти годы, как два крыла, поддерживали меня и уносили меня от смерти. В удостоверении, выданном газе­ той «Советская Сибирь», по которо­ му я приехал в Петроград из Омска, было написано кратко: «Командиру­ ется в распоряжение М. Горького». — Они думают — человеком лег­ ко распорядиться, — говорил Горь­ кий, переводя глаза с удостовере­ ния на мои ботинки. Подошва у бо­ тинок отскочила и я примотал ее ржавой проволокой. Надо вам бо­ тинки поправить. Пищу также, ком­ нату... Но, сначала расскажите, хоть малость, о себе. Что вы думаете писать. Я рассказал. Горький приглашал приходить и дал мне записку в Дом Ученых. Мне не хотелось особенно занимать своей особой ученых, с ко­ торыми судьба сталкивала меня впервые. Я решил попросить комна­ ту у людей более понятных мне. В районном Совете, где я предъявил свое командировочное удостовере­ ние, имя М. Горького повторили с великим уважением, — и дали мне комнату в квартире художника Ма­ ковского! Убранство квартиры было превосходное. Кругом меня висели картины в золотых рамах, спал я на мебели из розового дерева и топил печку Британской энциклопедией. В Доме Ученых заведующий тол­ стый, брюхастый Роде, в визитке и галстуке (представляете, сколь пог разила меня визитка р 1921 году!), похлопывая себя по животу, гово­ рил: — Ага, вы по письму Горького? Барышня, выпишите пищу! А вам, действительно, надо питаться. Вот смотрите, какое у меня брюхо! Брюхо у него было' поразительное. Брюхо его мне не нравилось, не нравился и тон его, но я заставлял себя относиться к Роде с уважени­ ем, так как мне думалось,1 что Горький, поместив его в Дом Уче­ ных, нашел в нем нечто такое, до­ стойное уважения, чего я, по моло­ дости лет, не нахожу. О, этот Дом Ученых! О, эти оче­ реди за кониной! Грузовики, тяже­ ло пыхтя, ввозят прекрасные бухан­ ки хлеба. Бочки с селедкой! Селед­ ка пахнет несказанно обольститель­ но, у ней ржавый цвет металла, и это тоже обольстительно. Приказчи­ ки смертельно вежливы. Очереди. В очередях неслыханно вежливый разговор, и стоят — сплошь профес­ сорши! Как я благоговел перед профессоршами. Я стоял, подняв плечи и собрав локти, и мне совест­ но было брать ту пищу, которой питаются ученые, мудрецы, акаде­ мики. Поленницы дров, громоздя­ щиеся во дворе, согревают их ко­ нечности, горячее кофе наполняет их желудки. Какие величественные и прекрасные очереди, и как сияет великолепная Нева, а я иду из этой очереди по набережной, — тоже почти ученый, — дотрагиваюсь до перил (из гранита, чорт возьми, из гранита, воспетого Пушкиным!) и думаю: а ведь я дотрагиваюсь до петербургского гранита! Несомненно, что я испытал весь­ ма много. Но видеть и пережить многое — не значит, что это многое вы так вот, сразу, и сумеете вло­ жить в рамки романа или рассказа. Умение писать, находится к жизнен­ ным приключениям на таком же расстоянии, как умение строить до­ ма к умению строить шалаш. Я это­