Сибирские огни, 1946, № 3

— Напиши и пошли в газету. Записано это было уже давно, и так как мне неудобно было посы­ лать в «Курганский Вестник», где я работал, то я послал свою легенду, навеянную, несомненно, творчеством Горького, в соседний городок Пет­ ропавловск, в газету «Приишимье». На следующей неделе я получил сначала письмо редакции с прось­ бой продолжать сотрудничество в «Приишимье», а затем и номер газе­ ты с моей легендой. Внизу, под «подвалом», жирным корпусом было напечатано «Всеволод Иванов». И удивление перед вселенной померк­ ло перед тем удивлением и востор­ гом, которое я испытывал к самому себе. Боже мой, как хорошо написа­ но! Боже мой, как красиво! И в тот же вечер я написал рас­ сказ «На Иртыше». Мне подума­ лось: «Зачем я буду посылать те­ перь свои рассказы в какое -то там «Приишимье»? Второй мой рассказ, написанный, конечно, более опытной рукой, напечатает любой петербург­ ский журнал»! Из петербургских журналов я выбрал «Летопись». И я послал свой рассказ, — сколько помнится, написанный на обороте корректурных гранок, карандашом, —• М. Горькому, в «Летопись», в Петербург. Послал и молчаливо стал ждать славы. И удивительней всего, что это ожидание славы — в первый и последний раз — не об­ мануло меня. Не знаю, как теперь, но тогда типографские рабочие пили звер­ ски. Жизненная дорога казалась мне прямоезжей, поэтому я торопил­ ся и мне некогда было мутить го­ лову водкой. Часто приятели мои, пропив свое жалованье, пропивали затем и мое. Но за сентябрьское жалованье 1916 года я держался крепко. Я чувствовал себя писате­ лем, и решил себя привести —внеш­ не — в соответствующий тому вид. И не потому, что я считал будто писатели должны ходить в таком костюме, а потому, что другого, лучшего, я придумать не мог, — я приобрел себе сапоги с лаковыми голенищами, синие бархатные широ­ ченные штаны, которые носят у нас приискатели, и розовую шелко­ вую рубаху. Был октябрь. Я разбирал «Кур­ ганский Вестник». Типография наша находилась в полуподвале. Шрифт холодный, липкий, пах керосином. Наборщики «звонили», уныло под­ смеивались друг над другом. Пох­ мелье. Денег нет, какая неумолимая и назойливая, как осенний дождь, скука! Вдруг вошел почтальон и с поро­ га крикнул в типографию: «Кто здесь Всеволод Иванов? Заказное письмо». Писем я ни от кого не по­ лучал, а тут на имя Всеволода! Ива­ нова, а не просто В. В. Иванову, на­ борщику. Штемпель из сбитых букв ожег мне сердце черным пламенем. «Петербург»?! Наборщики столпились вокруг ме­ ня. Я смотрел растерянно. Горький, сам Горький, писал мне, в осторож­ ных и нежных выражениях, что по­ хоже на то, будто у меня есть та­ лант, что рассказ «На Иртыше» ему понравился. Типография заволнова­ лась, заговорила. Решили выпить и так, чтоб «вдрызг»!.. Пошли к заведующему за аван­ сом, а заведующий ушел обедать. Нетерпение было столь велико, что с меня сняли лаковые сапоги, отре­ зали у них голенища и послали уче­ ников продать голенища на толкуч­ ке: «А остальное тебе вполне штиб­ леты заменит — выпусти штаны и ходи». Попозже пришел заведую­ щий, который тоже прочел письмо М. Горького, тоже посмотрел на ме­ ня с удивлением и выдал аванс — три рубля. Типография перепилась, орала песни. Я ходил среди общего восторга трезвый и в то же время пьянее всех, и бархатные штаны, как слава, широкими волнами плес­ кались по моим ногам. Мне хотелось написать теперь такое огромное и радостное, такое грозное и яркое, как битва, чтобы тот человек, сидя­ щий на Кронверкском проспекте в Петербурге, прочел и сказал: «Боже мой, как хорошо написано! Боже мой, как красиво!» И в течение двух недель я напи­ сал, по крайней мере, штук десять рассказов и всю эту огромную кипу отправил сразу Горькому.