Сибирские огни, 1946, № 2

ске, — сказал Матвей Иванович, — про­ шу любить и жаловать. И с этик пор в обществе наших декаб­ ристов являлись постоянно Иван Иванович и Евгений Петрович. ☆ ☆ # Осенний дождь усердно барабанил в ос­ вещенные окна угловой комнаты Ивана Ивановича Пущина. После мокрой и гряз­ ной улицы эта комната с «амином и мяг­ ким диваном казалась очень и очень прив­ лекательной. Гут сегодня находился весь кружок в сборе. Светлее я светлее разго­ раются березовые дрова в камине, спиной к которому стоит, покачиваясь на каблу­ ках, Оболенский, и спокойно возражает Якушкину, который по обыкновению горя­ чится. В УІГЛУ на диване с газетой в руках сидит Матвей Иванович Муравьев. В зад­ них комнатах слышится голос Пущина, де­ лающего хозяйственные распоряжения. Ва­ силий Карлович Тизенгаузен по обыкно­ вению молча измеряет шагами (комнату. С остервенением рвется в окна непогода. •Светлее и светлее разгорается камин... В передней хлопнула наружная Дверь, и зазвонил колокольчик. Кто же это? Дамам являться еще было рано, поэтому все по­ двинулись к передней. Там стоял промок­ ший насківозь пожилой крестьянин, при­ шедший, по его словам, к его благородию -с просьбицей насчет своего делишка. И он спокойно безыскусственным слогом начал повествовать о своих горьких хождениях по судебным мытарствам. Из-за каждой фразы его простого рассказа выглядывали призраки: неуважение к личности, кулач­ ная расправа, взяточничество, беззаконие... — Что же я могу сделать? — спросил Пущим. — Да уж не знаю... Сделай божецкую милость. А уж окромя тебя, мне больше итгить некуда, — безнадежно произнес крестьянин. Пущин предложил ему еще несколько вопросов. Записал, что нужно и, пообещав крестьянину похлопотать за него, возвра­ тился к компании, сидевшей молча под влиянием тяжелого рассказа. Предпослав свое обычное ох-хо-хо, Му­ равьев разразился громами. Пущин сел к письменному столу и принялся за письмо. Всем сделалось легче, потому что все знали — в письме излагается дело только что ушедшего «Антона Горемыки». Все знали, что письмо Пущина к губернским друзьям имеет большой вес. Знали это ялуторовцы и поэтому вскоре после его прибытия в город устремились к нему все униженные и оскорбленные, предпочитая его всем дипломированным адвокатам. Уве­ рившись, что дело, о котором его просят, законное или гуманное, Пущин брался за перо, и в Тобольск летело письмо за письмом; хлопотал он за других всю свою жизнь, мне случилось встретить человека, который с восторгом рассказывал, как он, зная Пущина только ио слухам, обратился к нему письменно, прося похлопотать о деле. Он вскоре получил ответ, писан­ ный уже посторонним человеком под дик­ товку Пущина, в письме было уведомле­ ние, что по письму сделано все, что воз­ можно. Письмо это было написано накану­ не смерти Пущина... Вскоре в соседней компате зашипел са­ мовар, принесенный молодой невзрачной горничной Варварой. На этой (Варваре Сам­ соновне решил жениться Оболенский, вы­ держав целую бурю со стороны своих дру­ зей. На Оболенского посыпались сначала увещания, потом советы и сожаления, но Оболенский был непоколебим в своем ре­ шении. — Брат твоей невесты, — кричал Мат­ вей Ива-ноівич, — служил у меня кучером и был прогнан, как Вор и пьяница! — Я женюсь не на брате, — возражает Оболенский, приводя своим хладнокровием Муравьева в ярость. — Твоя невеста некрасивая и необразо­ ванная! — Я постараюсь ее образовать. — Еще вопрос: каково ее поведение? — Мне это лучше знать. Оболенский согласился на одно: отло­ жить на (время свадьбу, испытать себя. Два друга расстались. Оболенский пе­ реехал на особую от Пущина квартиру. Варваре Самсоновне тоже была нанята особая квартира. — Испытание на себя наложил... Ох-хо- хо, — говорил Муравьев. Срок испытания благополучно прошел, и Оболенский остался тверд в своем реше­ нии. Через нэкоторое время мы все при­ сутствовали на венчании Оболенского и Варвары Самсоновны. Друзья снова от­ крыли свои объятия для него и его моло­ дой жены и общими силами помогали ® пополнении ее образования. 8 ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА СРЕДИ ЯЛУТОРОВСКИХ ДРУЗЕЙ Наступила зима, последняя зима под ро­ дительским кровом. Придет лето и меня отвезут в Тобольск, там я буду учиться в семинарии. Я так сроднился с городом, с моими друзьями декабристами, что мне представляется печальным мой будущий отъезд. Я много гуляю на воздухе и ча­ сто зябну. Приходится оттирать уши сне­ гом и спиртом. Наш Петр, ревностный почитатель моих талантов, прибегает, наверное, к такому же способу согревания, так как частенько от него попахивает спиртом. — Зноблюсь, — говорит он, слушая вы­ говоры матери, — зноблюсь, лицо отти­ раю, оттого и спиртом пахнет. Вон птица и та на лету замерзает, а у лошадей от морозу-то кровь из носу идет. У печки сидит отец и варит соста.э для золочения. Я. сижу у стола и рассматри­ ваю гальваническую батарею, устроенную для отца Якушкиным. В это время скрипнула дверь и .в мо­ розном облаке показалась темная фигура самого Якушкина в острой шапке и в шубке с «крылышками». — А вот они все за работой! Здравст­ вуйте! — говорил он, освобождая свои усы от длинных ледяных сосулек. Он по- 110