Сибирские огни, 1946, № 1

говорить им неправды потому, что сердце его было нелживым, а хо ­ лодных, рассудочных слов не знал покорный сердцу его язык. И д ев ­ ки, чуя это наитие, с такой же в з а ­ имно-бесхитростной простотой и легкостью прощали своему обож а ­ телю и чудовищную его ветреность и неслыханное непостоянство. Ибо каждой из подружек его было из­ вестно, что не одна она в конце концов теряла с ним голову, дове ­ рительно вслушиваясь в глухие и сбивчивые, похожие на \ заклинания колдуна, его речи, и не одну ее не­ ожиданно покидал он во всей ее нераскрывшейся красоте, очарован­ ный прелестями новой подружки. Вот почему почти любая из них м а ­ хала с веселым отчаянием рукой, ,узнав о его измене. Ведь растет же в степи катун-трава и перекатыва­ ется она от цветка к цветку, по­ корная внезапному дуновению ветра! Многое успел передумать и о мнбгом вспомнил Митька, пока со ­ вершался запоздалый семейный ужин в этот, овеянный благостной тишиной и покоем, близкий к полу­ ночи час. Р асс^бевш и й от банного пара и захмелевший от умиротворяющей тишины этой на редкость погожей июньской ночи, Алексей Петрович не торопился с завершением трапе­ зы. Нахлебавшись молока, Ш ува­ ловы пили густой и пахучий, как сусло, кирпичный чай. Уронив не­ покорную голову в колени деда, давно спал праведным сном Тарас­ ка. Бисерный жемчуг детской слю­ ны блестел от лунного света на припухлых его губах, слегка тро­ нутых неясной, рожденной мимо­ летным сновидением, улыбкой. Заглядевшись на утомленного дневными забавами племянника, вспомнил Митька, как сам он не раз засыпал вот таким же правед­ ным сном на этих самых коленях в детстве. И необыкновенно отрадное, светлое чувство невыразимой н еж ­ ности к отцу вдруг овладело им в эту минуту. «Бить меня некому, дурака , за то, что вечно в спор я с ним лезу!» — огорченно подумал он, мельком взглянув на Алексея Петровича. И словно только сейчас впервые заметил Митька, как по­ старел, как сдал за последние годы этот, казалось, неподвластный ста­ рости человек и как жестоко затав рили открытый отцовский лоб, точ но выжженные каленым - железом, морщины. И Митьке стало совестно и досадно за то, что дернула его опять нечистая сила ввязаться в да­ вешний спор с отцом. Он чувство­ вал себя глубоко виноватым перед отцом и хотел теперь как-то смяг- чить и сгладить свою вину перед ним. Но как смягчить и чем сгла­ дить — этого он не знал. Оттого н сидел как в воду опущенный, без- молвно колдуя над полуостужен- ным в блюдце чаем и все поджи­ дая, когда наконец останется он с отцом наедине. Вдруг где-то далеко-далеко дре- мотно пророкотали тронутые впере­ бой гитарные струны. Глухой и горький их звук на мгновение за­ мер в жемчужной полумгле месяч­ ной ночи. Затем после первых двух­ трех аккордов послышалась негром­ кая песня. Густой, как басовые . струны гитары, голос вопросительно прозвучал вдали в простом и тро­ гательном напеве: Ты скажи-ха мне, сестра, Чей там голос у тебя, Чей там голос кочыю (раздавался?! И сливаясь с воркующим гово­ ром гитарных струн, мягко, с лег­ ким грустным лукавством, звенел в ночи золотой девичий голос: Ты послушай, родной брат, Это — струны на-разлая —■ Н а гитаре » вечор играла... Тогда еще настойчивее и требо­ вательней звучал голос приналег­ шего на басовые струны брата: Ты скажи .ка мне сестра, Чья там сабля у тебя, Чья там сабля ма стене сверкала?! С наивным лукавством и непо; рочной нежностью звенел в ответ прозрачный девичий голос: Ты послушай, родной брат, Это — месяц ма -закат — ЗакатаЛся месяц серебристый... Песня удалялась. И сливаясь со вздохом заглавной басовой струны, замирал вдали звук жестокого тембра: Ты скажи -ка мне, сестра. Не настала ли пора, Не пора ли взамуж отправляться?! И горько волнующий, светлый девичий голос звенел в ответ, мед-