Сибирские огни, 1946, № 1

Человек нервничал; его стриже­ ная ежиком голова переставала ритмично кланяться, она поворачи­ валась из стороны в сторону туда и сюда, чтобы уследить за всей этой громоздкой, непослушной кон­ струкцией. Потом человек, пожевав губами, угрожающе говорил ошалелым слу­ шателям: — Одну минуточку... И налаживал молоточки; озабо ­ ченно мотаясь из угла в угол сие­ ны, что-то подвинчивал, подтягивал плоскогубцами, продувал, подклеи­ вал пластырем, настраивал. С б ал ­ кона неслись полные, неукротимой ярости крики, перемешанные со свистом и топотом. — Коновал. Сапожник! — Пеньтюх.... - Играй, чего по сцене гуляешь! Я сейчас, граждане , — примири­ тельным тоном устало, хрипло г о ­ ворил человек, и снова начинал ис­ полнять прерванный было по техни­ ческим причинам вальсик: 1 ум-та-та, Ту м-та.та, Т ум-та.та , Тум.та-та... Бамм-тухх, Бамм-тухх, Трум м-та.та -та... Иногда Киров-Кузнецкий посеща­ ли высокие художники, чародеи скрипки, голоса и рояля. На этих редких праздниках ис­ тинного искусства появлялась вся лучшая часть интеллигенции город­ ка: врачи, инженеры, учителя, ди­ ректора предприятий, мастера угле­ добычи, студенты горного технику­ ма, школьники девятых и десятых классов. Литерный ряд занимали секрета­ ри Горкома и Райкома партии, председатель Горсовета, начальник НКГБ с супругой, начальник НКВД с супругой, тещей и дочерью; уп­ равляющий трестом «Кировуголь», прокурор, Горвоенком, начальник милиции. На такие концерты-события обя­ зательно приходил Махорцев, ум а ­ явшийся после длинного рабочего дня, — однако, выбритый, одетый в серую пару. Приходил с спозда- нием, и к своему месту пробирался на носках досадно-скрипучих ту­ фель. Садился и слушал, небрежно прикрыв глаза пальцами глянцеви­ той, толстой руки; не двигался, и, думалось, не дышал. На его лице было выражение блаженного успо­ коения. В почтительной тишине исполня­ лись произведения Бетховена, Гла­ зунова, Скрябина. Заезж ал в городок И саак Мих- новский. Олег Скороботов; Изя Глозман со своей притушенной ма, нерой игры как бы для двух, для трех человек. Вялыми движениями прозрачнобелой руки он точно бы выманивал у скрипки цыганские напевы Сарасате, элегии Чайков­ ского, опаляющие сердце выдумки паганиниевского мозга. Отрешенно, с трагическим отблеском в карих глазах, Изя по временам извлекал из лакированного ящика с черной тропинкой грифа почти невидимым бегом пальцев такой стремительный водопад пассажей, что слушатели немели внутренне. Казалось, не скрипка, нет, но эти ломкие паль­ цы, кисть, локоть, все юношески сухощавое, покачивающееся тело Глозмана рассказывает о любви, о небе Италии, о милой русской бере­ зе, с которой ветер срывает уже последние листья, да, последние. Прижаренные солнцем, разные по окраске — шафранно-желтовато-зе­ леные, цвета вишни и сурика, лимо­ на, меди и ржавчины — они по- разному пахнут: грибами, гнилыми яблоками, старым, кислым вином. Вино не греет. Холодна кровь. ! Пустынен, стар и холоден дом. ! Не в эти ли долгие осенние су- 1мерки, на склоне дней, одолевают \муки раздумья — так ли прожита 1жизнь? Ее ведь не начнешь сызно­ ва, чтобы теперь, умудренным, не повтопять горестных ошибок про­ шлого? К акая же останется память. I драгоценный след, знак; чем вспо­ мнят. люди, когда придет пора уми­ рать? Тоска. Скорбь. Уныние.