Сибирские огни, 1946, № 1
—Моя лапонька, — растерянно бормочет цыганка и мелко, мелко крестит свой бородатый подборо док. — Стара я. Память мою по терло. — Нету мужа! Нету ни «Пы», ни «Гу»! — свирепо рявкает Хима, — нету и не бывало. Слышишь? Сер дечко разгадаю до дна, замужем ты несчастлива... Она закладывает два пальца в рот и свистит в оторопелое лицо старухи. Цыганка плачет. — Не бойсь, — смягчается Хи ма, — я не волк, не сожру тебя — подавиться можно. Приходи к пол дню с чем там... С горшком ли, с крынкой, с бидоном. Ведро тащи, надоишь молока. Ручищи-те обмой мылом. Я пастух, да чистая. Ты глянь, вона, вона моя Тюня бродит безрогая будто ее кирпичом нашар- пали. Хрустальная ты красаванька, — начинает благодарить цыганка. Хима гаркает: — Брысь, кряква... Они расходятся: Старуха плетется в табор, Хима крупно ш агает к стаду, ведя за руль ржавый велосипед. Время от времени до костра цыган доносит ся с разных концов поля химии хрипучий голос: — Лешаи... Ать я вас, ать! Гудят гудки' шахт, призывая гор няков заступить на место товари щей. Уборщицы, свободно разводя метлами, очищают от мусора б а зарную площадь. Еще безлюдны лари, мясной ряд — крытый рынок с выбитыми кое-где стеклами. На дверях магазинов еще висят замки. К столовым и к единственному в городке ресторану подъезжают не торопливые хлебовозы: на длинных дрогах построен длинный ф ан ер ный домик с угольной крышей, с дверцами. Такой домик обычно выкрашен в цвет травы. Все воз ницы почему-то усатые. Во всякую нору года они одеты одинаково: шапка, ватник, “парусиновые ш та ны, заправленные в голенища гру бых русских сапог. Пахнет от этих домиков ржаным теплым хлебом, а сапоги и колеса терпко воняют дегтем. По главной улице в сторону реки- пробегает купаться Шестидесяти - пятилетний учитель литературы — Трофим Подольский. Бритоголовый, жилистый, длинноногий, в майке и трусиках небесного цвета, он про бегает в положенную минуту мимо положенного для этой минуты до ма, прижав локти к бокам, ритмич но покачивая плечами. Он учитель, но он же руководит во Дворце культуры спортивной секцией, он шахматиси, теннисист, обожает футбол, коньки, лыжи. Это все он, Трофим Сергеич Подольский, учи няет походы школьников за лечеб ными травами, летом -— заплывы по- Ине, зимой — соревнования по лыжам , конькам, хоккею. Литературу он преподавал так — Ребята , — говорил он, — сей час я прочту вам отрывок из Ни колая Васильевича Гоголя. Р аск ройте книги. Найдите «Мертвые души», — страница пятнадцатая, глава четвертая. Нашли? Следите за мной по тексту. Трофим Сергеич вдруг прикры вал до половины глаза , опрокиды вал голову чуть назад, и, протянув * к ученикам руку, по памяти прини мался читать четвертую главу «Мертвых душ». Ученики замирали. Сидели они, опираясь подбород ками на ладони. Голос учителя был нежен и тих, лицо сияло, пальцы шевелились, как бы перебирая фразу за фразой: «Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мельк нувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, бы ла ли то деревушка, бедный уезд ный городишка, село ли, слободка, любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. В ся кое строение, все, что носило толь ко на себе напечатление какой- нибудь заметной особенности, все останавливало меня и поражало...» После часа такого чтения, пре подаватель и ученики долго пре бывали в молчании. Затем Трофим Сергеич вздыхал, и это было зн а ком к нарушению тишины. '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2