Сибирские огни, 1946, № 1

Гаснет роса. Гроздья черемухи из розовых с т а ­ новятся золотистыми, словно к аж ­ дую чашечку цветка обмакнули в мед. С механической точностью десять раз кукует кукушка. В безоблачной голубизне кружит над согрой кор­ шун. Туман редеет. Распадаясь на клочья, он цепляется за осоку, он не хочет покидать теплых кочкова­ тых болот, где по осени огнем го ­ рит клюква, где живут слепки, пу­ чеглазые жабы, где в неистребимом количестве растет черника, отли­ вающая густой синевой вороненой стали. Солнце прогоняет туман. И тогда на правом берегу Ини обозначается цыганский табор. Цыгане охотно посещали ш ах ­ терский городок. Их грязные па­ латки, сердитые волы, ребрастые, голодные кони, телеги и тележки, костры с подвешанными на козлах котелками часто располагались за рекой. И что-то не было в таком таборе ни бубнов, ни шатров из шелка, ни шестиструнных гитар: убожество, нищета. Смуглокожие цыганята, гоняя по городку, вирту­ озно клянчили кусок хлеба, рубль, папиросу; воровали в огородах к а р ­ тофель и морковь, отплясывали на базарной площади невообразимую -смесь из украинского гопака, сер- бияночки, той, что танцуют в кол ­ хозных селах, и русской «барыни». Отцы, торгуясь до одури, меняли шило на швайку — одного одра на другого; матери копались в душах жадных на таинственное женщин. Вот старая цыганка принимается льстиво обхаживать тетку Химу, — А я тебе погадаю, моя непи- санная, про суженого-любимого, про жизнию вперед и назад. А я до самого донышку твое сердечко узнать могу. — Брысь, кряква! — огрызается Хима. —- Бесценная моя зоренька, — хрипучим голосом говорит цыган­ ка, ты не ругайся, ты не серчай: слушай-ка, судьба твоя смутная... И выжидающе смотрит в ярост­ ные химины глаза . Хима настораживается. С минуту молчит, стиснув тонкие змейки-губы; потом неожиданн* тихо, совсем беспомощно спраши­ вает: — А что? Цыганка ласково предлагает: — Сядем, лапушка лебединая. Они садятся в траву. Обеих женщин овевает слабый дымок от соседнего костра. Моло­ ж авая цыганка в зеленой кофте, в оранжевой юбке, босая, стоит пе­ ред эмалированным тазом. Между ее колен заж ат подобный негру мальчишка, курчавоволосый, тол­ стенький, с большим круглым пу­ зом, посредине которого, как ягода- малина упруго торчит пупок. Когда цыганка склоняется к тазу, чтобы набрать мочалкой воды, тусклые мониста, обвисая на ее шее, л е ­ гонько ударяют мальчишку по лбу. Моложавая напевает на непо­ нятном языке какую-то песню, а старая то поднимет, то опустит широкую, сморщенную руку над узкой ладонью Химы. — Замужем ты несчастлива. —• Ну? — А мужа твоего, моя золоти- ночка, серебряная... мужа твоего.,, а мужа твоего, — быстро воскли­ цает цыганка, — мужа твоего, го­ лубя, величают на букву «И». Он жгучий брюнет... Хима язвительно переспраши­ вает: — На «И»? —■ Н а «И», — кивает цыганка. — Это как? Иван, — проникновенно гово­ рит цыганка. — Врешь! — Прости, — испуганно поправ­ ляется старуха, — обманулась я. Мужа Цвоего, короля, яхонтовая моя незабудка, зовут на «Пы». -— Это как же на «Пы»? — Петром. Лицо Химы наливается кровыо, глаза блестят нестерпимо. — Брешешь! — кричит она. — Колюшкой. — Врешь. Все врешь, кряква. —На букву «Гу», —• в отчаянье истинно гадает старуха. Хима рычит: —Вот я те гукну! Я те морду сейчас набью...