Сибирские огни, 1946, № 1
бил молодой. Мало-помалу они з а мерли над притаившейся, масляни стой водой; а вскоре сникли и п а точносладкие, печальные баянные переборы, потерялись среди мачт, среди смутно различимых в ночи труб, капитанских мостиков, груза на пирсе. Ушли на отдых красноармейцы. Прекратился и жестяной скрежет земплечерпалки, а в шаланде — всплески камней и грязи. Неожиданно прибежал юркий, о за боченный паровозик, прозванный моряками пистолетом; на его нетер пеливое прикосновение вагоны ото звались бурной скороговоркой бу феров. Задорно свистнув, паровозик от чрезмерной натуги провернул на месте колесами и затем, сердито шипя, отплевываясь, быстро-быстро утащил состав на берег. Далеко от сюда, в стороне Шлиссельбурга, по лыхнули зарницы. Толкая друг дру га, смятенно заметались там снопы мглистого голубого света — про жекторы гитлеровцев. И еще, и ^ще умиляющие душу зарницы: наши бомбили немцев. Равномерные шаги часовых по досчатому настилу пирса, хлоп во ды о сваи, усталый крик чайки, редкий возглас, приглушенный и угрожающий: Стой, кто идет? — Свои. — Кто такие свои? Боцман с катера. Дальнейший разговор между боц маном и часовым продолжается сдавленным полушопотом: — Пароль? Мачта. Верно. Боцман спрашивает: — Отзыв? Часовой отвечает обиженно: — Клотик. — Точно, — говорит боцман. Сейчас, в безветрие, озеро пахнет нефтью, а ветер — свежими огур цами. Командир корабля, присев на к а кой-то ящик, думал, внутренне по смеиваясь над собой, что эту ночь, запахи ее, краски, звуки, он, коман дир, видит и слышит, возможно, в последний раз. Перед каждым но вым походом («Рязань» отбывала завтра в обратный рейс) командира одолевали такие мысли. Он их стьь дился, гнал прочь, но они опять и опять являлись, цепкие, упрямые, и назойливо лезли в голову. Предчувствие? Нет. Обыкновенное знание обстановки Немцы уже давно неотступно, злобно, методически охотились за «Рязанью». Не могли простить сби тых зенитчиками корабля самоле то в. Кроме своих прямых военных обязанностей, «Рязань» возила для осажденных ленинградцев зерно, консервы, горючее. А на Большую Землю эвакуировала раненых. И этого тоже не могли простить нем цы. Малоподвижный, неуклюжий в маневре, широкий колесный паро ход был удобной мишенью. Но в пору блокады считали драгоцен ностью не только пароход, баржу, маленький моторный катер, —■ а и простецкий рыбачий баркас; потому что и баркас нагружался банками со сгущенным молоком, либо не сколькими мешками с мукой, и. распустив по ветру залатанный, грязный парус, спешил, ныряя в волнах, спешил, спешил к бедую щему Ленинграду. Командир прикидывал вооруже ние своего корабля и думал: он ко всему готов. Война — не прогулка; и уж если суждено в силу превос ходства противника умереть, пусть это случится после того, как будет в клочья изорвано кольцо блокады. — Стой, кто идет? — Свои. — Кто такие свои? Полученный от командира паке тик Аристарх Пеньков развернул окончив обильный для военного времени ужин в салоне контр-адми рала Слюдова. Нарочито мучил себя догадками; — Однако, шуршит пакетик. И в то же время, однако, твердый. Что есть в нем? Раскрыв хрусткую папиросную бумагу, Аристарх Пеньков обомлел;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2