Сибирские огни, 1944, № 4

Жадным был старик до цветов. Еще весной, когда трава только поднималась, ходил по елани босиком, выдергивал не­ нужные травы, на солнечных местах из года в год копал землю и подсевал пахучие медоносы. Сйерху от взгорья елань казалась ситцевым одеялом с сини­ ми, голубыми, розовыми, красными разводами. Зацветет елань, спрячется старик в траву, наблюдает, куда пчела полетела, какой цветок ей больше по сердцу, и кивает се­ дой бородой: — Ну, ну, лети с богом. Давно перестал старик считать года, проведенные здесь. И не потому, что он сбился со счета или обидно было считать их. Другое. Запутался старик, не знает, с какого времени считать... С пятнадцати лет он пришел сюда помогать отцу, тоже пасечни­ ку, всю жизнь проведшему у чужих ульев. Так и остался бы здесь на всю жизнь, да германская война оторвала его на долгие годы... Голова побелела, как снегом покрылась, на руках жилы — словно проволоки, глаза блеск потеряли, смотреть устали... Си­ лы будто еще много, но в непогоду спина отказывается раз­ гибаться, ноги болят и раненая рука ноет, как гнилой зуб. У Игната — три сына, две дочери. Все взрослые, женатые, замужние.- У каждого своя семья, свое хозяйство. Самому млад­ шему стукнуло тридцать пять. Жил старик в семье младшего сына. Крепко привязался он к внучке Наташе. Через день, много — два, уже с утра он ждал ее на пасеку. Еще издали, на взгорье он видел ее веселой, бе­ гущей. Она приносила хлеб, молоко, масло, иногда мясо, вари­ ла похлебку, кашу и, не переставая, смеялась или пела песни. Старик сидел на деревянной койке, делал рамки для ульев, починял обувь, принесенную внучкой, слушал ее песни, рассказы о деревне, посмеивался в бороду. Приходила она утрами, уходила к вечеру, с цветами, с веноч­ ками из васильков: для нее не было запрета на цветы. — Хватит и ей, и пчелкам. Среди лета, к вечеру на взгорье мелькнуло ее платье. Не­ доброе почувствовал в этом старик. В тревоге вышел навстречу. ф. — Случилось чего? — Ой, дедушка! — Ну? — Война. -— С кем? — С немцами. Зак. 3475, 4. 49