Сибирские огни, 1944, № 4

— Поплакать бы надо, да нет слез, иссушила слезы ненависть к немцам и оттого очень жжет сердце. И ночами сны видеть пере­ стала, как ляжешь, так до утра черным ужасом давит. И все — голоса,голоса,голоса,с мукой такой голоса. И громче всех петин голос слышится. Писали про Петю в газетах, что живьем его нем­ цы сожгли... Часы уже показывали 19. 10 и в моем распоряжении оставалось только сто пятьдесят минут. А там далекий путь на запад и, кто знает, когда и каков будет мой путь на восток? До боли захоте­ лось увидеть Алексея, услышать мягкий, чуть захлебывающийся, голос Денки... Вспомнился рассказ Эдгара По о том, как некий юноша страстными словами взывал к звезде, пленившей его, чтобы она явилась к нему земным существом. И сила желания, сила слов его, выражавших это желание, была так велика, так могуществен­ на, что звезда воплотилась в девушку и спустилась к нему на землю. Ведь могла бы сейчас открыться дверь и... Дверь открылась и на пороге появилась Денка. — Ох, кого я вижу! — всплеснула руками она и стала тороп­ ливо разматывать, снимать, срывать и швырять в угол разные ша­ ли, шарфы, кушачки — они так и летели оплошной вереницей —■ и, наконец, освободившись, подошла, румяная, погрубевшая на ли­ цо от холода и дождя. Я вскочил с постели, как был — босой, и мы стояли, пожимая друг другу руки, и глядели восхищенно, и 'было нам радостно и хорошо. Пальцы Денки стали жесткими и колючими. И лицо не девушки, как прежде, а взрослой женщины. Две глубокие морщи­ ны впивались в брови у переносицы1. — Вы похудели, похудели, ■—•с тихим смешком шептала Ден­ ка, — осунулись. Радость-то мне какая, боже мой! Да садитесь же, пожалуйста, садитесь к столу, как есть, а портяночки пусть подсохнут. До чего жалко — Лешки дома нет! Вы надолго? Я ответил, и темное облачко пробежало по лицу Денки. , — Вот и все теперь так. Да ладно, чего уж с вами, — и убе­ жала за переборку, на кухню. Поманила за собой (бабушку. Они шептались там и гремели посудой. Денка охала, на что-то досадуя. — А вы посидите минуточку, пожалуйста, — крикнула она из кухни. — Возьмите в шкатулке лешкины письма, поглядите — ин­ тересные пишет. А кто он на войне, по-вашему? — Снайпер. Он ведь замечательный стрелок!, Ну, эго ему уже надоело. Скучно, пишет, лежнем лежать, зверя скарауливать — в разведчики напросился. Он ведь, Лешка, меня страсть всякие случаи в жизни любит. И мне теперь'спокой­ нее за него: когда снайперам служил — за ним, лежачим-то, и с пулеметами, и с минометами, и, пишет, даже с пушками охотились,