Сибирские огни, 1944, № 4

Лютой смертью умру, уподоблюсь Иуде, Коль нарушу царев заповедный указ». Всколыхнулось студеное море сурово... Аграфене послышалось в плеске волны: «То не гости плывут с океана большого: Ни мушкеты, ни пушки гостям не нужны!» «Что мне делать одной? До заставы далеко, Едут немцы чинить нам великий разор». Дальновидной трубы сатанинское око На нее, не мигая, взглянуло в упор. С корабля остроклювые лодюи спустили И на берег, на берег ее золотой, До колен увязая в дымящемся иле, Чужеземцы ступили тяжелой пятой. Чужеземцы крестами свирепыми мечены, По обличью, по платью, видать, господа. Что им надо? Приплыли зачем из неметчины? Кто их звал, окаянных, недобрых сюда? От пришельцев упали зловещие тени, Смотрят хищные пушки с бортов корабля, Чужеземные пушки нацелены в грудь Аграфене, Нет, не в грудь Аграфене — в хоромы святого Кремля. Аграфена стоит, от тоски холодея, , Потаенная тропка к зартаве бежит: «Не приметили б только тропинку злодеи». И глядела на море, на льды, на гранит. И не знала, с чего подсекались колени, И не знала, с чего потемнело в очах. Р.ыжий немец, насупясь, шагнул к Аграфене, Ясный мох под ногами пришельца зачах. Убегала к заставе заветная тропка, Закрывали туманы тропинку крылом. Рыжий немец сказал Аграфене: «Холопка, Что не бьешь нам, негодная баба, челом?..» И она позабыла печаль и тревогу, И она посмотрела на немца, смеясь, И пришельцу ответила гордо и строго: «Я холопкой ничьей не была отродясь». Усмехнулся толмач: «Ты, бабенка, видать, удалая?» Что-то немцам пролаял на их языке». И парча, аграфенины очи лаская, Заиграла у рыжего немца в руке. «Русской бабе даруют заморские гости! Щедрый дар принимай». «— И она приняла...