Сибирские огни, 1944, № 4

краем и родным гнездом может только необыкновенный человек, герой...» Будет ли им хуже в Сибири? Один из спутников Чехова на пароходе, «рыжий мужичонко — непереселенец» заявляет катего­ рически: «Будет хуже!». Сам Чехов не дает на этот вопрос пря­ мого ответа, хотя и бросает в своих очерках фразу о том, что когда он думает о родных краях (центральной части России), то ему вспоминается «жизнь вялая, серая, бесполезная», и у него самого «нет охоты возвращаться назад». В первые же дни путешествия по Сибири Чехов увидел глав­ ное зло тогдашней Сибири: царско-чиновничий гнет, ссылку, от­ сталость. «Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, — пи­ сал Антон Павлович, — и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливей­ шей землей». Сибирь тогда не могла быть «счастливейшей землей». Она, как и вся страна, находилась под властью самодержавия. В Си­ бири, как и вообще, на окраинах России, царизм «намеренно культивировал патриархально-феодальный гнет, чтобы держать массы в рабстве и невежестве» (И. Сталин). Сибирь, этот бога­ тейший край, заселенный вольнолюбивыми народами, был превра-- щей в место каторги, ссылки, страданий. «...Мы обгоняем этап, — записывает Чехов в своем путевом дневнике. — Звеня кандалами, идут по дороге 30—40 арестантов, по сторонам их — солдаты с ружьями, а позади — две подводы. Один арестант похож на армянского священника, другого, высо­ кого, с орлиным носом и с большим лбом, я как будто видел где- то в аптеке за прилавком, у третьего — бледное, истощенное серьезное лицо, как у монаха-постника. Не успеваешь оглядеть всех. Арестанты и солдаты выбились из сил: дорога плоха, нет мочи итти... До дерезни осталось еще десять верст. А когда при­ дут в деревню, наскоро закусят, напьются кирпичного чаю и тот­ час же повалятся спать и тотчас же их облепят клопы :— злей­ ший, непобедимый врйг тех, кто изнемог и кому страстно хочется спать». Такие этапы были в Сибири бытовым явлением. Но самое страшное Чехов увидел потом, на Сахалине. «Сахалин представ­ ляется мне целым адом», — писал Антон Павлович, возвратив­ шись оттуда. - Чехов видел экономическую и культурную отсталость Сибири. «Сибирский тракт, — писал он, — самая большая и, кажется, самая безобразная дорога во всем свете... Тяжело ехать, очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта бе­ зобразная, рябая полоса земли, эта черная оспа есть почти един­ ственная жила, соединяющая Европу е Сибирью! И по такой жи- 184 .