Сибирские огни, 1941, № 3
рую тучу, закапал дождь, заговорили тре вожно березы, потемнело тихое зеркало реки. Бойды отстегнули от ранцев плащи- палатки, благословляя этот замечательный вид обмундирования, в котором и ливень «был бы не страшен, не то что мелкий, моросящий дождик. Но он лил и лил, и уже через час жир ная почва пропиталась влагой насквозь, расступалась под ногами, словно тесто. Вы боины быстро превратились в колодцы, ни зины — в озера, окопы заливало. Размокли дороги. Стало холодно, и к сумеркам не было ни одного бойца на обоих берегах реки, который бы не клял погоду. Вечер опускался быстро. Грузовиков с понтонами все не было, должно быть где-то завязли в лесных заболоченных дебрях. В «окопах с тревогой говорили: — А что, ребята, если на ту сторону вплавь придется? Жуть! — Чего там жуть! Воображение одно. В .воде сейчас теплее. — А попробуй! — И попробую. Нашел чем пугать! — Да кто пугает? Я только к слову. Прикажут — первый поплыву. — Первый? Запомните, хлопцы, он —- первый. — Да вот, — первый... беру обязатель ство. Тебя вызываю. Ну, кто еще охотник? ...В глубине кустов, используя "быстро угасавший свет, готовили «Боевой ли сток»— маленькую стенную газетку взво- . да. Трое рослых бойцов, встав рядом и ра стопырив полы плащей-палаток, защищали редактора от дождя и ветра. Редактор — Мотя Давидович сидел под этим надежным прикрытием на своей неизменной коробке с дисками. На колени положил ранец зад ней твердой стенкой кверху. На этом «сто ле» отлично уложился газетный лист. Мотя старательно переписывал цветны ми карандашами заметки, которые воен коры приносили из окопов. Говорилось в заметках о разном — о гранатометчике Чиркове, отлично замаскировавшем свой гранатомет, о том, что повара все еще плохо изучили технику походной кухни и часто угощают бойцов подгоревшей кашей, о хранении оружия в сырую погоду. В одной заметке разносили в пух и прах Ошугова за то, что он уронил пулемет в грязь, а потом кое-как вытер его полой шипели. И критикуемый, и автор заметки Петрен ко вместе пришли в редакцию. Ошугов яростно спорил: — Не было такого дела, чтоб пулемет полой! — Було, Мыкола. Сам я бачив. Шо ты голову крутишь! — доказывал ему Петренко. — Полой? — Полой же... — А после — чем? — А после — ничем. — Врешь! После — паклей... — Да де ж ты ту паклю взяв. Ты ее з вечера в сапоги попрятав. — Неверная заметка! Все равно невер ная. Опровергаю. Да вот сам Давидович скажет! Ошугов крепко надеялся на поддержку товарища — все-таки дело шло о чести обоих, — а тот лишь глянул на него молча, улыбнулся и на глазах у всех на рисовал карикатуру: Ошугов из огромного сапога достает пук пакли, чтобы чистить грязный пулемет... — Ой, да от такой чистки не то, что ржа — воши в пулемете заведутся! Все так и прыснули со смеха. Уж боль но хорошо вышло лицо Ошугова. Он по смотрел на свое изображение и сам усмех нулся: — «Похож!» Покрутил головой, в изумлении спросил: — И чего, скажи, Мотька, я на тебя сердиться не могу? Словно ты какой за говоренный!.. А дождь все моросит. О машинах с пон тонами попрежнему ничего не слышно. Старший лейтенант Русаков уже несколь ко раз выходил из сарайчика, где располо жился штаб батальона, и смотрел в обе стороны пустой дороги. На сердце коман дира не спокойно. Все сроки кончились. Он уже подумывал — не послать ли на встречу машинам разведку, но, взглянув на часы, решил, что еще полчаса про ждать можно. Ушел в сарай... ..^Покачиваясь в седлах и понукая ло шадей, вдоль берега реки, неподалеку от деревушки, видневшейся на проти- вобережном скате, пробирались начальник лагерей майор Петунский и его помощ ник— лейтенант Лутков. Река дымилась. Мутный парок над ее изборожденной дож дем поверхностью навевал скучные мысли. Лошади скользили, оступались. Быстро ехать нельзя. Лейтенант развлекал себя тем, что ста рался представить себе встречу командира понтонщиков Муравского с майором Пе- тунским. В раздумье качал головой. Долж но быть майор скажет при этой встрече
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2