Сибирские огни, 1941, № 3

корабли: это ночной туман нехотя усту­ пал дорогу грядущему, по-весеннему ярко­ му и жаркому солнцу. В зону западно-сибирских лесостепей вступало погожее утро. И подымая с ноч­ лежных стойбищ станицы пролетных гу­ сей, двигалось оно под трубн'ый клич ле­ бедей с востока на запад. И таинствен­ ная в ночи степная жизнь пробуждалась теперь, заполняя огромный, неясно оза­ ренный восходом мир неистребимым и воз­ растающим гулом. Хорошо было лежать в этот час под прикрытием голубого куста полыни, жад­ но вдыхать горьковатый ее аромат, пах­ нувший детством, простором, степью. И Важен с Сеимбетом, мирно полежи­ вая рядком, зорко приглядывались к су­ мрачным крепостным редутам и слушали наизусть заученную ими с детства музы­ ку весеннего степного рассвета. Приятели долго молчали. Наконец, Сеимбет не выдержал и ска­ зал, не глядя на друга: — Я слышу, как кричат грачи. Они кричат далеко над лесом. — И я слышу... — откликнулся Важен. — Грачи кричат на рассвете к хоро­ шей погоде... — немного помешкав, сно­ ва сказал Сеимбет. — Это примета верная... — согласился Важен. И они опять замолчали. И опять стали зорко и пристально смотреть на угрюмые крепостные редуты. И опять стали слу­ шать, как поет в час рассвета великая степь, как тревожно кричат над дальним колком грачи, и как трубят над озерами белые лебеди. И услышав лебединые песни, Сеимбет снова сказал Бажену: — Я слышу, как кричат над озерами лебеди. И я вспомнил одну интересную историю. И мне хочется ее рассказать... Нет, это не история. Это была песня. Я слышал ее еще в детстве и, значит, это было давно. В тот год мне едва минуло двенадцать лет, но я уже был неплохим пастухом и хорошим джигитом. Это было в год мыши. Тогда мы гоняли с отцом большие гурты баранов бая Итбая на яр­ марку в Ёуенды. Уй-баяй, как давно это было, Важен, если я был мальчишкой! Но у меня ведь хорошая память — ты зна­ ешь об этом, и из Ъго, что случилось, я все хорошо запомню всегда... Л сейчас я услышал, как кричат над озерами лебе­ ди, и я вспомнил про песню, которую пел нам однажды великий акын. Я запомнил, как мы ночевали с нашим гуртом в урочище Мулалы и как мы сидели с пастухами у ночного костра на берегу черного озера Карасу и как мы слушали тогда эту заме­ чательную песню. Ее пел нам в ту ночь под звуки своей домбры один бродячий степной акын по имени Джамбул, родом с далеких гор, которыми кончаются наши степи... — И ты слышал самого Джамбула?! — недоверчиво спросил Сеимбета Важен. — Я слышал Джамбула. И мне не за­ чем обманывать друга... — сказал Сеим­ бет с обидой. — Это было в год мыши, на берегу черного озера Карасу, у ночно­ го костра под далекими Куендами, и отец мой тому свидетель... Мы сидели вокруг костра. Тяжелый кизячий дым окуривал нас и гурты наших баранов. А известный в аулах великой степи бродячий певец родом с далеких гор, которыми кончаются наши степи, спел нам тогда под, звуки домбры свою замечательную песню. Это была песня о нашем народе. И мне ка­ жется, что не в детстве я слышал ее, а вчера... — Все это хорошо, Сеимбет. Но мы с тобой в карауле. У нас заряжены ружья. И нам сейчас с тобой не допесен, друг... — сурово предупредил его не спускавший с редутов зорких глаз Важен. — Я знаю, что мы в карауле, что ружья наши заряжены и что нам с тобой сейчас не до песен, Важен... — вполго­ лоса заговорил Сеимбет. — Только когда я слышу, как кричат над озерами лебеди, я не могу молчать. Я не стану петь. Я хочу только рассказать тебе песню акы­ на словами, какие знает мой язык. — Рассказать можно, пожалуй. Говори. Только тихо. Пусть твой голос подобен бу­ дет сейчас шелесту вот этой сухой тра­ вы... — сказал Важен. — Хорошо. Я стану говорить не гром­ че этой травы, — согласился Сеимбет и продолжал еще тише и глуше: •— Была темная ночь. И мы сидели вокруг костра. И мы были голодны. Но, слушая песню бродячего акына, мы даже забыли про скудную пищу пастухов — про сухой тво­ рог, лежавший у наших ног. Мы сидели у костра. И мы слушали песню. И бро­ дячий певец степей пел нам в ту ночь о том, как ограбил нас русский царь, и о том, как он отнял у нас и ве­ ликие наши степи, и былую вольность.