Сибирские огни, 1941, № 3

кругу, разлил по опорожненным чашам ледяную выкипень отборного пива и, вер­ нувшись на прежнее свое место, хотел было сказать что-то своим гостям, но, едва раскрыв рот, осекся. В это мгнове­ ние он заметил важно шагавшего по на­ правлению к ним сотника Саранского и, поспешно ткнув локтем Агея в бок, впол­ голоса сказал, торопясь, ему: — Сотник... Встань во фрукт и пригла­ си их благородье к столу, как это подо­ бает... — Кого это к столу?! — насмешливо и достаточно громко спросил Агей, хотя и отлично слышал о ком шла речь и, боль­ ше того, сам видел теперь приближавше­ гося к ним сотника. — Тихо ты... — прошептал в смяте­ нии Платон Тимофеич и, взволнованно те­ ребя невозмутимого сына за гимнастерку, зашипел почти угрожающе: — Встать во фрунт тебе говорят — офицер идет! Пе­ редай по артикулу приглашение. Не губи меня. Не нарушай обычая. Слышишь?! — А ну его к чорту! Пущай проходит себе своей дорогой... — с явной злобой п так громко отрезал Агей, что поравняв­ шийся с ними сотник не мог, разумеется, не понять, к кому адресованы были эти слова. Между тем, никакого вида в этом Са­ ранский, проходя мимо притихшей бушуев- ской компании, не подал. Он прошел ми­ мо, как бы не заметив даже хмельных и нагло глазевших на него казаков. И толь­ ко по тому, как судорожно передернулось левое офицерское плечо, и потому, как неожиданно и резко прибавил он шагу, — всем стало ясно, что сотнику стало не по себе... Вся эта сцена так подействовала на Платона Тимофеича, что он с минуту си­ дел, как пришибленный. Стыдно ему бы­ ло перед стариками за неслыханную дер­ зость сына и почему-то страшно вдруг стало жалко самого себя. Но затем, со­ бравшись с силами, он, осуждающе пока­ чав сизой от седин головой, все site мол­ вил: — Нет, как ты хошь, а не ндравится мне это, сынок... Агей, воспрянув, запальчиво хотел воз­ разить что-то отцу. Но его опередили дружно заступившиеся за него сослужив­ цы. Осмелев от хмеля и агеевской дерзо­ сти, они наперебой зашумели: — Правильно, наряд, поступил. Пра­ вильно! — Фактура, правильно. — Нам с такими бражничать не с руки... — Без его, бог мплует, как-нибудь обойдемся... — С таким благородием и кусок попе­ рек горла встанет. — Не офицер — шкура барабанная. — Ну, братцы, хлебнем мы, должно быть, с этой гнидой горя! — Это — как пить дать. — Выспится он, варнак, на нашем брате... — Ить эта што тако?! — громче всех закричал побагровевший от гнева и хмеля Тимофей Михин. — Три раза низики у ме­ ня на смотрах браковал. То ошкур, гово­ рит, против формы на полвершка обузили. То гашники, понимаешь, пришлись ему не по артикулу... — Ну, ты хоть, наряд, на подштанни­ ках отыгрался. А я вон при родительском- то капитале на две четвертных из-за сед­ ла пострадал, — мрачно заявил отмалчи­ вавшийся до сего Андрей Прахов. — К ленчику придрался? — насмешли­ во спросил Андрея Агей. — Сперва к ленчику. Потом на пере- метны сумы его сбросило: косину каку-то нашел. Ну, забраковал и баста. А седло у меня, ребяты, вот те христос, было в полном порядке, — поспешно перекрестил­ ся Андрей, клятвенно глядя на товарищей. — Што там говорить. Знам. — Мастер-то один у нас все седла ра­ ботал. Одни золотые руки... — Такой мастер неформенного седла сроду на смотр не выпустит. Тридцатый год всю линию седлами снабжат, — гром­ ко наперебой принялись расхваливать ка­ заки седельного мастера. — И што это он взъелся на меня, братцы? Никак я тут не пойму чисто. Обличьем што ли я ему не пондравилоя. Ить шутка сказать, я из-за этого седла родителя в таки долги вогнал, што ему до второго пришествия из них не вылез­ ти... — продолжал шумно рассуждать Андрей Прахов. Еле-еле утихомирив непристойно рас­ шумевшихся казаков, Платон Тимофеич решил пристыдить, урезонить их суровым, осуждающим словом. — Ох, неладно вы судите, ребяты. Страм слушать. Постыдно... — глухо про­ говорил старик, строго посмотрев на сно­ ва помрачневшего сына. — Нету, к хоро­