Сибирские огни, 1941, № 3
ного одной червой краской персонажа, как богач-оленевод Тайвузи. Большаков скупо сообщает, что Хэнгали научился в Ле нинграде «хорошо. говорить по-русски, ус воил культурный порядок жизни, раз в неделю ходил в баню и аккуратно .менял белье». Нет слов, для рядового ненца эти внешние признаки культуры может быть и явились бы уже большим достижением. Но Хэнгали не рядовой ненец и читатель вправе требовать от автора .романа бо лее полной образной характеристики ком муниста Хэнгали, передового человека из своего народа. Отдельные главы романа заметно выде ляются по своему мастерству («Такочи ищет живую воду», «Петренко выпускает своих шайтанов», «На горизонте появи лись волки», «Пурга»), другие («Сабуров любит пельмени», «Петренко томится ве сенними настроениями»)— значительно сла бее, чем общий уровень романа. Хорош в романе северный тундровый пейзаж. Вот короткое выразительное описание прихода большого оленьего стада в долину: «Скрип нарт, топот бесчисленных олень их ног, перекличка человеческих голосов, лай оленегонных собак взорвали тишину. Несколько залегших в кустах зайцев опро метью бросились наутек вдоль берега Ха- даты. Потревоженная сова взлетела с не далекого курганчика и скрылась в темно те. Жалобно пискнул лемминг, раздавлен ный копытом оленя. Спугнутая тишина ото шла на окружающие высоты и смотрела оттуда пустыми глазами». Автор обладает зорким глазом и чут ким ухом. Тундра оживает под его пером и не кажется уже мертвой, безжизненной, а приобретает своеобразную суровую пре лесть. Однако язык романа не везде хо рош. Такие стертые выражения, как «брызнула смехом», «бурно поднимается грудь», «мучительные сомнения», «ужасаю щие признаки страшной смерти» и т. п. встречаются в романе не редко. Несколько неудачно на наш взгляд и название .романа: «.В чаду костров», оно не отвечает теме и вызывает ассоциации, далекие от содержания. Раман Большакова — первое большое по лотно, рисующее жизнь и борьбу за со циализм на далекой окраине нашей роди ны. Несмотря на ряд недостатков, о ко торых мы писали выше, Большакову уда лось создать правдивое, интересное и нуж ное произведение. В. Бурмин . V БЕЗОТВЕТСТВЕННОЕ ИЗДАНИЕ Литературная жизнь Сибири в прошлом до сих пор не изучена достаточно объек тивно и полно. Сведения о старых сибир ских писателях рассеяны по различным, порой малодоступным для широкого круга читателей, источникам. (Имена некоторых незаслуженно забыты. Творчество других не получило еще правильной оценки. По этому мы с вполне понятным интересом взяли в руки «(Сибирский литературный ка лендарь»,! выпущенный Иркутским изда тельством в 1940 году. Но уже при беглом просмотре его нас ожидало разочарование. В «Календарь» не вошли многие писате ли, имевшие прямое отношение к Сибири. Мы не нашли в «Календаре» Антона Со рокина, Гребенщикова, Новоселова, Теле шова, Драверта; из более ранних — В. Се- рошевекого, Ад. Шиманского. (Выпали из «Календаря» тобольские поэты 30-х го дов — И. Нагибин, Черкасов, Речкин. В «Календаре» очень скупо упомянут А. С. Пушкин, а интерес великого поэта к Си бири и значение Пушкина для ее писате лей несомненно заслуживают обстоятель ной заметки в подобном издании. Нет в «(Календаре» и Мамина-Сибиряка. При чтении обнаруживаются и более серьезные недочеты. Прежде всего пора жает, что в современном издания так мно го устарелых оценок литературных собы тий в Сибири и творчества отдельных пи сателей. Это главный порок «Календаря», 1 Б. Ж е р е б ц о в . «Сибирский литера турный календарь», Иркутское областное издательство, 1940 г. сводящий почти на нет его немногие до стоинства. Первая справка в «Календаре» дана о тобольских журналах XVIII века «Иртыше, превращающемся в Ипокрену» и о «Биб лиотеке ученой, экономической...» и т. д. П. Словцов—.историк Сибири— когда-то резко отрицательно оценивал эти издания, особенно первое. Он писал, что издатели «Иртыша, превращающегося в Ипокрену» вместо полезного дела «пустились обезь- яиичать в словесности и поэзии пошлой». Ту же мысль по существу проводит в сво ей заметке и составитель «Календаря». Прав ли он, следуя оценке более чем сто летней давности? Словцов был далеко не свободен в сво их суждениях о тобольских журналах кон ца XVIII столетия. Достаточно вспомнить, что в 1793 году, менее чем за год до з а крытия «Библиотеки», Словцов, обвиненный в произнесении крамольной проповеди, был увезен с фельдъегерем к знаменитому Шешковскому и попал затем в Валаамов монастырь. Естественно, что не мог он пос ле этого, вернувшись в Сибирь, высказы вать иное суждение об изданиях, в кото рых печатались вольнодумные сатиры про курора Бахтина или статьи, где говори лось, что природа произвела на свет всех людей вольными. Тобольские журналы сов сем не были такими благонамеренными, как их расценивает составитель «Календаря». «Обезьяничание», о котором пишет Слов цов, явилось по существу пропагандой, пускай крайне робкой, передовых по тому времени идей французской буржуазной С и б . о гн и № 3 . 1941. 10
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2