Сибирские огни, 1941, № 3
ровски ощупывал переметные сумы, как проверял он привычным и ловким движе нием рук прочность подпруг и чумбуров. А, представив все это, Агей ощутил вдруг наплыв глухой, исподволь нарастающей в нем беспричинной злобы, и злоба эта на правлена была, как это ни странно, от чего-то именно только против одного мо лодого Саранского. Между тем Агей не знал того, что озлобляло его в молодом офицере, и тем не менее чувствовал та кую неприязнь к нему, словно были они исконными и непримиримыми врагами. Но какая же могла возникнуть вражда между ним, нижним чином, и офицером, если офицер этот не только ничем не оскор бил, а, наоборот, расхвалил его перед строем? Так, к примеру, произошло на предыдущем полковом смотру, когда сот ник Саранский в присутствии есаула Сул танова расхвалил Агея за превосходное армейское снаряжение и — больше то го — поставил его в пример перед более зажиточными и состоятельными казаками. Все это так растрогало Платона -Тимофеи ча, что он, прослезившись, поклялся за гладить вину перед богом, императором и отечеством за позорное бегство с поля битвы старшего своего сына. Старик ре шил искупить этот грех приобретением такого коня Агею, которому могли бы по завидовать даже господа офицеры... И нечего греха тут таить, по сердцу пришлись офицерские речи и самому Агею. Однако, несмотря на все это, он все же не мог почему-то вспоминать теперь о сотнике без глухого раздражения и без той желчной горечи, которая мгновенно отравляла ему настроение и выводила его из былого душевного равновесия иногда только на какие-нибудь минуты, а иногда и на битые часы. Он не размышлял над причинами своей неприязни к Саранскому. В сущности, мало ли за что можно возне навидеть человека, и бывает, что страш нее всего ненавидишь тогда, когда не знаешь за что. Не знал этого и не гадал об этом и Агей. И если бы даже его спро сили — чем плох сотник Саранский и от чего при одном только воспоминании о нем возникала под сердцем Агея тупая, то скливая боль, и боль эта переходила в прямое озлобление и в ненависть, — если бы спросили его об этом— он не сумел бы ответить на этот вопрос. Чорт его зна ет, откуда все это, в конце концов, бра лось! Может быть, просыпалась в сердце Агея обида за своих оскорбленных Саран ским товарищей, у которых забраковано было чуть ли не все снаряжение на пер вом смотру. Может быть, раздражала ниж него чина эта, слегка певучая и по-барски высокомерная офицерская речь. А впрочем, Агею ли было размышлять в такую пору о том, что именно раздражало его в Са ранском?! Нет, не до этого было молодо му казаку в дни, предшествующие вели кому и неведомому походу. И вообще, та кое творилось у него на душе, в чем не мыслимо было разобраться даже более опытному, видавшему виды человеку... «...Только бы скорее все это к чорто- вой матери кончилось!» — тоскливо ду мал теперь Агей при мысли о предстоя щем решающем смотре. Непривычное, то мительное безделье за все эти предпоход- ные дни угнетало Агея. А прощальные пиршества и бесшабашные гульбища с то варищами уже успели утратить для него первоначальную их остроту и былую горь кую прелесть. Хмельные и тревожные от разгульных песен дружеские сборища не волновали больше Агея так, как это было в первые дни и угарные ночи поголовного в станицах запоя после оглашения при каза о досрочной мобилизации. И только горячие, знакомые с детства, слезы украд кой плакавшей по ночам о сыновьей судь бе постаревшей за эти дни матери попреж- нему причиняли такую чудовищную боль, что Агей готов был покинуть родитель ский кров в любую пору. Й чем скорее пришел бы приказ о выступлении, тем лучше было бы и для Агея, и для всех его сверстников по походу. Все они исто мились в ожидании неизбежной разлуки с тем, что стало для каждого из них вдруг близким навеки, неповторимым и дорогим, и чего не замечали они, готовые к дале ким странствиям, прежде, в пору своей, навсегда отгулявшей в родимых просторах, юности. «...Нет, скорей бы, скорре кончился весь этот базар!» — думал с грустной усмеш кой Агей и о ярмарке, и о поисках строе вика, и о предстоящем инспекторском смотре. Между тем большинство сопровождав ших Платона Тимофеича одностаничников лошадей для своих сынов уже приобрела. Купленные строевые кони сданы были на руки специально приставленным к этому делу коноводам. А казаки, распив огово ренный могарыч, следовали на розыски требующихся строевиков дальше. Старики были уже навеселе и рядились теперь за облюбованного коня развязнее,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2