Сибирские огни, 1941, № 2
-знакомого человека и поспешил предупре дить отца с дедом: — Кто-то чужой к нам идет. Андрей Григорьевич сразу сел на крова ти, а Северьян начал прибирать раскидан ные на полу шлеи и головки хомутов, запихивать их иод кровать. Человек вошел, приветливо поздоровал ся и, обращаясь к Андрею Григорьевичу с доброй, подкупающей улыбкой, спросил: — Вы будете отцом Игната Андреевича? Андрей Григорьевич, не спеша, ото звался: — Он самый. — Тогда разрешите представиться, папаша. Фамилия моя Гого®. Зовут Гри горием Александровичем. А в Кутомарской тюрьме, где я с вашим сыном познакомил ся, меня все дядей Гришей звали. При этом имени Улыбины, с недоумением взиравшие на пришельца, мгновенно пре образились. У всех засветилось на лицах любопытство, смешанное с доброжелатель ностью. Бое оживленно засуетились. Ведь стоял перед ними тот человек, о котором так часто рассказывал с восхищением Игнат. Роман, не отрываясь, смотрел на дядю Гришу. О нем он после 'рассказов Игната вспоминал нередко. Дядя Гриша предста влялся ему кем-то вроде несгибаемого бы линного 'богатыря. Он всегда внушал впе чатлительному Роману невольную симпа тию. Если раньше' Роман, как и всякий мунгаловский парень, ко всем без исклю чения каторжникам относился о неосознан ным предубеждением и даже враждеб ностью, то образ дяди Гриши, бесхитрост но 'нарисованный Игнатом, помог ему уви деть в каторжниках не только воров и душегубов. Он помог увидеть ему людей высокого мужества, непреклонной воли и глубокого обаяния. Вот почему глядел те перь Роман на живого дядю Гришу широ ко раскрытыми изумленными глазами. А дядя ГриШа мял в своих руках не мудрящую рыжую шайку и говорил Анд рею Григорьевичу: — Вот зашел... Захотелось, значит, по бывать у родителей своего старого знаком ца. Уж вы извините, пайаша, если не во время я... — Что (вьг, что вы, — перебил его Андрей Григорьевич, — большое вам спа сибо, что зайти не погнушались. Тут он, забыв про свою, нестерпимо нывшую с самого утра, поясницу, молод цевато поднялся с кровати, крепко по жал дяде Грише руку, помог раздеться и пригласил проходить вперед. Дядя Гриша одернул свой старенький с короткими ру кавами пиджак и, потирая руку об руку, шагнул вперед. Шагнул и заметил, что его неуклюжие, стоптанные катанки остав ляют на иолу грязные следы. В глубоком смущении повернул он назад к порогу и начал извиняться перед хозяйками. Тем даже неловко от таких извинений стало. Не привыкли они к этому. И Авдотья по спешила успокоить щстя: — Ничего, ничего... Не велика беда. Проходите, не стесняйтесь. Но он решился пройти в передний угол лишь после того, как на два ряда вытер подошвы катанок о березовый веник — голик. Выйдя на середину кухни, он как- то по-особенному доходчиво сказал: — Ну, будем знакомы, дорогие хозяе ва, — и начал со всеми здороваться за руну. Дойдя до Ганьки, он спросил его. — Как, трудные задачки-то? — Нет, — смутился Гаиька и поспешил удрать. Андрей Григорьевич скомандовал бабам набирать на стол, подмигнул Северьяну, выразительно щелкнув себя пальцем по шее, и уселся рядом с дядей Гришей. Газглядьгваи друг друга, они с минуту молчали, а потом Андрей Григорьевич про изнес, как-то по-стариковски значительно: — Вот он, выходит, каков дядя Гриша- то! Жалко, Ипиата нет. Было бы у него радости... О тебе он, паря, чуть не каж дый день трастил. — И я его частенько вспоминал. Ж а лею, что не довелось -свидеться... Давно он у вас воюет? — В первый же год взяли... На турец ком фронте обретается. Да вот весточки; от него давненько нет. — Андрей Григорьевич прослезился. — Уж оно и йе знаем, жи вой ли? — Давно последний раз писал? — Да никак перед Святками. Из-под го роду Эрзеруму писал. А где этот басурман ский Эрзерум, ума не приложу. — Далеко это, очень далеко. Пешком итти — в три года не дойдешь. Андрей Григорьевич вытащил из карма на кисет. — Не курите? — От нечего делать баловался в тюрьме. — Тоща закурите нашего самосаду. — Можно, можно. Газговор на первых порах клеился пло хо. Хозяин приглядывался к гостю, гость
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2