Сибирские огни, 1941, № 2
— Черти стоеросовые! Вы его до смер ти не закачайте. С него ведь магарыч по лагается. 3 Вечером началась гульба. Давно не гу ляли так мунгаловцы. На всех проулках и улицах взмывали в мгляное небо тягучие старинные' песни, лихо наигрывали тальян ки. А гладкую дорогу звучно секли копыта троек. С гиканьем и стрельбой катала разряженных девок казачья холостежь из конца в конец поселка. Видимо-невидимо понабилось к Герасиму Косых гостей. Гости уже заполнили горни цу и кухню, а с улицы подваливали еще и еще:. Из фронтовиков не пришел к Ко сых только Арсений Чепалов. Его не пу стил на гулянку Сергей Ильич. — Своей компанией гулеванить бу дем, — прикрикнул он на! Арсения. — Гераюька созвал всех рваных и драных, не с руки нам водиться о такими. Да и собра лась их такая прорва, что зараз не накор мишь. Потом !й ложки серебряные от та ких гостей прятать надо. Арсений злобно подумал про отца: «Все такой же хапуга. Удавится за копей ку», но «мирился и остался дома. Герасим и Тимофей угощали гостей ханынияом. В горнице на широкой рус ской печке стояли у них четверти, гра фины, бутылки. Тускло поблескивал в них вонючий контрабандный ханыиин. Никула Лопатин, втираясь в горницу, радостно изрек: — Мать моя, вся в саже!.. Тут не толь ко напиться, впору и утопиться. — Если таких как ты прожорливых не будет, — пошутил кто-то. Гости вели себя степенно, глухо перего варивались. Фронтовик Никита Клыков, чьи синие, косо поставленные глаза полыхали сухим, пронзительным блеском, от перенесенной на фронте какой-то болезни, возбужденно рассказывал Каргину: — Бросили, понимаешь, Елисей Петро вич, фронт и поперли. Офицеров, которые по-собачьи себя с нашим братом при ста ром режиме вели, посекли, да постреляли. За все тычки и плюхи сполна расквита лись. И теперь бы мы, понимаешь, воева ли, «абы не большевики. Им надо спасибо говорить. Это, брат, умнецкме головы! Карпин покорно поддакивал Клыкову, а самому становилось не по себе. Он быстро понял, что Никита — это кипяток, кото рый может в самый неожиданный момент смертельно обжечь. «Самое лучшее — быть от Никиты подальше», — решил он про себя. «Только как от него отвязаться?» — мучительно размышлял Каргин и надумал: — Извините меня, Никита Гаврилович, мне, знаете ли, по надобности во двор на до. Я на одну минутку. Мы еще поговорим, Никита Гаврилович, — состроив самое лю безное лицо, «казал он и нырнул в толпу от нежелательного собеседника. К Никите обратился Платон Волокитин: *— Растолкуй-ка ты мне, Гаврилыч, ка кие такие большевики? Что, ростом они больше или количеством превышают? — Справедливость на ихней стороне, от того и прозываются так. Польщенный вниманием, с которым при слушивались к его словам почтенные' ста рики, Никита заговорил громко, самоуве ренно: — Только вот в дороге мы и с больше виками малость поцалкались. — Да ну? — Не ну, брат, а да... Они нас, каза ков, ненадежными посчитали, обезоружить задумали. Да нас ведь голой рукой не схватишь, колючие мы. Мы, понимаешь ли, целым полком ехали, с батареей. Считали мы себя за большевиков, а разоружаться и не подумали. Никакими нас уговорами пронять не могли. — Отчего же это? — Оттого, что быть безоружными нам никак нельзя. Вдруг буржуи да белопогон ники старые порядки вернуть надумают. Чем их бить будем? Вот и пробивались мы кое-где пулеметами. За столом напротив Никиты сидел Инно кентий Кустов. Гулять он пошел ради вернувшегося « фронта племяша Ивана Гагарина. Вымочив никлые усы в огуреч ном рассоле, сидел он и слушал рассказ Никиты, с трудом ворочая отуманенными глазами. Потом он запел: Звенит звонок насчет поверки, Ланцов задумал убежать, В трубу он тесную 'Пробрался И стал проворно печь ломать. Его не поддержали, и он умолк. С ми нуту сидел молча. И вдруг, перебив рас сказ Никиты, сердито сказал: — Не то! — Что не: то? — удивился Никита. — Говоришь не то... Хвастаешься, а хвастать нечем. Плохие вы вазам, паль цем вас делали да лыком шили. Курицы,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2