Сибирские огни, 1941, № 1
Но пуля Шулбая и прикончила азьгка, оя ткнулся мордой в землю, широко раскинул передние лапы и затих... Все произошло так быстро, что я, при знаться, не успел пережить того замирания сердца, какое, говорят, вызывает охота на крупного зверя у свидетелей. Карол первым подошел к азыку. Я сполз с дерева. Дальнейшие действия охотников были странными. Карол и Шулбай завыли и запри читали, ударяя себя руками по голове, по бедрам и, раскачивая седыми головами, захо дили вокруг убитого зверя. Не переставая причитать, Шулбай камнем вышиб клыки из пасти зверя и забросил их в тайгу... Оба охотника, всхлипывая, то щ дело упо минали имя Ульгеня — бога тайги. Потом сразу умолкли и нельзя было даже подумать, что минуту назад они еще так скорбно и неи- ство рыдали над убитым. Шулбай даже под мигнул мне весело и лукаво. Я припомнил рассказ Людвига Ивановича о суеверии шор-анчи и мне стали понятными действия Карола и Шулбая. Охотники блюли старый обычай. Азыка уже не было на свете, но жива бы ла его душа, и охотникам надо было, не те ряя времени, ее обезвредить. Поэтому Шул бай и выбил клыки азыка, чтобы душа, пере селившись )в другого азыка, не вздумала боль ше ими пользоваться и нападать на колхоз ных телят. Карол сучком выколол глаза азы ку, пусть его душа ничего не видит. Немного передохнув, охотники принялись свежевать зверя. Пуля Карола продырявила череп азыка, выйдя над правым глазом. А Шулбай, воспользовавшись тем, что зверь поднялся во весь рост, — всадил свою пулю подмышку азыку — в самое сердце. У охот ников, повидимому, заранее были обусловле ны их выстрелы. Разрезав шкуру медведя вдоль живота, ста рики снова затянули скорбную свою песню и причитания. Я уже знал, что хитрые охотники все еще ведут разговор с душой азыка и про должают убеждать Ульгеня в своей полной не виновности в смерти азыка. В то время, как Карол продолжал снимать шкуру, Шулбай сте гал обнаженное розовое тело азыка прутиком и, всхлипывая, давал напутственные инструк ции душе азыка: За черемухой лазил-де, свалившись, умер — скажи, З а шишка1.ми лазил на кедр и, упав, разбился — скажи, З а козулей погнавшись, с утеса свалившись, умер — скажи, Смородиной лакомясь, в болоте утонул — скажи. Так должна была отвечать душа азыка, представ перед Ульгенем. В это время и появились колхозники, трое молодых ребят, соседей Карола, с собаками и с лошадью в поводу. Они пришли, чтобы по мочь доставить добычу в улус. Паренек с веселыми смородиновыми глаза ми, смеясь, наблюдал за священнодействиями стариков над тушей медведя, и сказал мне: — Старые люди. Темные еще. Все по-ста рому делают. Карол да Шулбай одни такие в тайге. Больше нет. Мы не верим в Ульгеня. Этому пареньку, видимо, хотелось извинить стариков. А мне были по душе действия ста рых шор-анчи. Потому, что более издеватель ского отношения к Ульгеню нельзя было и иридумать. Лукавое богохульство охотников над душой азыка, пожалуй, уже ничего обще го не имело с былым суеверием, хотя стари ки и считали, видимо, что они свято блюдут старый обычай. В улус мы вернулись уже при звездах. Ни кто в маленьком улусе не спал, — добыча медведя всегда является праздником для шор цев. Тем более азык, убитый сегодня, был общественной собственностью: ведь он заре зал колхозного телка. И вот перед домиком Карола разметал свои крылья большой востер и в круглом большом котле варилась медвежатина. Все жители улуса, от грудных детишек и до древних ста рух, лакомились жирным, душистым мясом. А шкура азыка, растянутая на стене кароло- ®ой избы, была общим приговором присужде на старому охотнику... Здесь у костра Карол и начал петь свои старые охотничьи песни и значительно по полнил мои записи, сделанные в Кобырзе. Люди разошлись, когда над горами и тайгой зарозовел рассвет. —| А сказки иди слушать к Морошке, — сказал Карол, когда я стал его упрашивать рассказать ныбак о богатыре Кара-зоме, — Морошка все сказки, какие в тайге оказыва ют, один знает. Шибко большая голова, ум его, как колонок, быстрый, намять, как золо тое озеро — все реки туда стеклись... ПО МРАССУ О Людвиге Ивановиче и Аркаше не было никакого слуха. Я решил ехать дальше один, мне надо было успеть до непогоды послушать. Морошку, а затем — по Мрассу и Томи — добираться до Сталинска. В улусе стало известно, что завтра вниз по Мрассу отправится карбуз здешнего леспром хоза. Вечером я распрощался со всеми моими
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2