Сибирские огни, 1941, № 1

— А будет он, ребенок? — допрашивал каждый раз Митя. — А куда ж он денется? Должен ©от- вот... — И по настоящему? Не как-нибудь там... особо? — Самым настоящим путем, какой бог дал... ■— посмеивалась над стыдливостью Ми­ ти акушерка. Успокоенный, умиротворенный Митя с чувством признательности прощался с нею, даже не вспоминая о первой неприятной стычке. Покинув приемную, он усаживался в боль­ ничном садике и часами смотрел на окна вто­ рого этажа корпуса, пытаясь угадать, за ко­ торым из них лежит его Таня. Окна пустын­ ны. Редко, редко промелькнет в них белая женщина с кукольным свертком в руке. Но и то —■ Мите радость. Когда-нибудь также в белом и тоже' с кукленком (с ним... с но­ вым!) покажется ему тонкая, хрупкая, из тысяч близкая фигурка Тани, ее милое, свет­ лое лицо... Покажется! Не может не придти этот день... А на утро весь круг повторялся, и Митя вновь, как вчера, подкрадывался к желтому листу. Хоть одним бы глазком взглянуть ему на Таню, овсе еще жщущую своих сроков. Вот тогда бы он... Тогда бы ему стало легче. В гостиницу Митя возвращался поздно. Уса­ живался молча за стол и с рассеянным видом брал газету. За другим концом стола уже сидел Фома Семеныч. Он как бы играл вперегонки сам с собой, стараясь прочитать как можно больше из тех разнокалиберных книг, которые ват­ ками приносил из магазина ежедневно. Рядом с ним на столе' покоилась клеенчатая тет­ радь и он то и дело вносил в нее nam e-то свои пометки. Чтение длилось часами. Притомившись, Фо­ ма Семеныч отправлялся в душевую и вста­ вал под холодный дождь. Потом, освеженный, помолодевший, вновь усаживался на свое место, поближе к лампе, и его угловатая тень на стене' головой подпирала потолок. — Что, Митя? Как сношка моя там? При- бавленья в семействе нет? — Еще не наступило, — хмурясь отвечал Мшгя. Он боялся торопиться с выводами об ус­ пешных родах и прибавлял: — Долго что-то... К ней-то меня не допус­ кают. Вся там она в их власти... — Да, — раздумчиво встряхивал бородкой Фома Семеныч, — любишь ты ее... Это, па­ рень, дар великий — любовь! Если она на­ стоящая, хочется лучше самого себя стать. Уж такое оно — обязывающее чувство... Ехать ты куда надумал? — Ничего не надумал, Фома Семеныч. Где грунт тверже, там и якорь пустим. — А ты — со мной поедем, — Фома Се­ меныч пытливо впился в него взглядом, — в депо, У нас грунт твердый. Да и народ... неломкий. Такие хребты (есть, ого! Митя молчал. — И квартирка у меня — вполне на чет­ верых хватит, — продолжал Фома( Семеныч, мечтательно устремляя глаза в окно. — Со снохами, верно, жить не приходилось — не удостоился такого счастья... Да ведь что! — поди, за бороду таскать не станет. Митя с невольной улыбкой пытался вооб­ разить, как это его тихая, добрая Таня осме­ лится покуситься на бороду старого мастера, но его предложение — ехать вместе — оста­ вил без ответа. «Спланируешь жизнь, а тут случится что-нибудь. К чему загадывать рань­ ше срока». Оказал шутливо: — Они, женщины, бывают нынче норови­ стые, Фома Семеныч. Другая не то, что бо­ роду, и ерш выдерет. — А я норовистых люблю. Я сам норови­ стый!— воскликнул старик. — Смирным у нас не жизнь. — Вы что... альбомы накупили...Опять в музее были? ■— Был. Вот и Владимир Ильм — с кем деликатйо, а кого так чихвостил — перышка не оставалось. — Место интерес®)©, — протянул Митя. —- Заглядывал я... когда еще Таня ходила. — Заг-ля-дывал, — передразнил старик. — Видишь тетрадку? Чистая была... А это — видишь? — На его пальце рдела красная мозоль. — От карандашей... Там не загляды­ в ать—-мозгой ворочать надо! Но случалось, что Фома Семеныч забывал­ ся. Упрется глазами в книгу, а заметно, что ничего не видит. Может так просидеть час. Митя окликал его в таких случаях. Тот вздра­ гивал и суетливо хватался за карандаш. О Грише после первой встречи с Митей он не заговорил ни разу. * Однажды Фома Семеныч засиделся далеко за полночь. Лампу на потолке выключил, оставил только настольную, под синим аба­ журом. Улегшись в постель, Митя бесцельно, по привычке некоторое время наблюдал за ним, и смутные, сбивчивые (мысли неслись в его голове, как облака весной — приходили и уходили бесследно.