Сибирские огни, 1940, № 6

•его в перемычку и, раздевшись, повесил шахтерку, а поверх ее — ; мну. и. — Теперь — по всем правшам!. ^ Он последним влез в убежище. Jce стояли молча и смотрели на перемычку. В эту минуту и Роман не смог найти подбадривающего слова, верхние зубы его как бы прикипели к нижним. Он порыви- сто наклонился и начал шарить рукамг но земле, отыскивая заранее приготовлен- ный ставень. Гоша первый заметил это, встрепенулся и, наклонив голову с лам- пой на лбу, стал светить бригадиру. Они отыскали ставень и, закрыв лаз, прибили к бревнам двумя последними гвоздями. — Запечатались... — вырвался у кого- то тяжелый шопот. Фадькин глубоко вздохнул и уронил руки. — Сами себя закопали. На его слова никто не отозвался — зачем он вслух произносит то, что у всех на сердце, точно камень? А Роман, ста- раясь вернуть веселое настроение, хлоп- нул ладошами. — Хороша хоромина, — можно зиму зимовать! Тепло и не угарно! —• А кусать что? — раздраженно спро- сил Фадькин. —- Долго брешь зубы заго- варивать? — Ремень грызи... коли оголодал так скоро, — сурово посоветовал Герасим Ду- дин. — А нам душу не береди. — Глина осталась? — спросил Ромап, обращаясь ко всем, потому что у него те- перь не было ламиЫ и он не мог видеть лиц своих товарищей, ростом же они ма- ло отличались друт ст друга. — Приберег я глину... — очнулся от гнетущей задумчивости Иван Остожьин, потомственный горняк, молчаливый и осмотрительный. Все обрадовались тому, что нашлась работа, и начали замазывать щели с внутренней стороны перемычки. Они дела- ли это медленно, чтобы занять больше времени, делали с такой тщательностью, с какой едва ли кто-нибудь относился к стенам своего жилья, разве только зимов- щики где-нибудь на Эльбрусе, на скалах, на диком леденящем ветру. Израсходовав глину, они долго осматривали перемычку. Так прошло еще два часа. Лампы, ак- кумуляторы которых действуют в течение восьми часов, светили попрежнему ярко, и горняки знали, что на поверхности все еще — день. Дудин предложил сорвать пломбы с банок и времени погасить все лампы, кроме одной. ;— Так нам их Надолго хватит, — убе- ждал он. — Со светом — веселее... — Не безопасно это, — возразил Дым- нов. — Проходка свежая, может тут газ выделяется... Осматривая, хорошо ли замазаны щели между досками и трубой, по которой еще недавно подавался сжатый воздух, Гоша спохватился: — Роман! Надо же дать знать о себе. Нас теперь ищут... — Верно. Стучи. Отыскав небольшой кусок породы, Гоша начал выбивать им частую дробь. Пустая труба звенела, как туго натянутая стру- на. Все смотрели на нее, затаив дыхание, будто ждали, что вот сейчас она заговорит человеческим языком. Часть трубы, за ней пихтовые стойки и между ними по- лоски угля — все это ярке освещено восьмью лампами, а за спинами шахте- ров — густой мрак. Он протискивается между ними, кладет им на плечи мягкие лапы, как бы готовясь внезапно схва- тить и погасить лампы. Гоша стучал долго. Потом приложил ухо и начал слушать. В трубе что-то глухо и угрожающе гудело, напоминая далекую грозу. Шахтер подумал, что тру- ба передает гул пожара, треск стоек и «огнив», которые, перегорая, падают на штрек. Но об этом лучше никому не го- ворить. Если онИ сами услышат, тоже промолчат. И Гоша сказал только о том, что никто не отвечает на его сигналы, а сам продолжат стучать чаще и сильнее. Откуда-то издалека дошел глухой звук, казалось, это сама земля тяжко и отры- висто выдохнула воздух из своей груди. Через несколько секунд послышалось еще два таких же вздоха. — Где-то 'идет отладка! — Жива наша шахта! В этих радостных словах была заклю- чена надежда на скорое освобождение, в котором никто, кроме Фадьнина, не сомне- вался. — Не откликаются, — объявил Гоша, оторвав ухо от трубы. — Дай-ка я постучу, — сказал Дудин, встал плечом к трубе, сделал три удара и приложил кромку уха. Затем — еще три удара. И еще три. Гоша освещал его ли- цо лучом своей лампы, и все видели,