Сибирские огни, 1940, № 6

приклад прятался в траве, как притаившийся зверь». Да, только силой оружия можно было в этой стране держаться осадникам и всему польскому господству! «Здесь был мир, в котором не было ниче- го мирного, ходил по пятам невидимый и вездесущий враг, лица которого нигде нельзя было разглядеть, который подстерегал в лю- бом месте, в любое мгновение и при любом случае^. Здесь Хожиняк чувствовал себя дичью, на которую охотятся, знал, что за ним неустанно подсматривают чьи-то глаза, что в любое мгновение и в любом месте он может подвергнуться неожиданному нападению. И самое главное было то, что он не мог понять причины этого. Ведь это были те самые лю- ди, которых он встречал на деревенской ули- це, которые в праздники стояли возле церк- ви, плыли в лодках по реке, отчаливали на плотах от берега. Напрасно он пытался раз- гадать, кто из них его враг. Непроницаемы, без выражения были лица у мужиков, когда он проходил мимо, ничего нельзя было про- читать на них». Осадник Хожиняк и пан Сикора, комен- дант полицейского поста, живут в постоян- ном страхе перед все возрастающей враждеб- ностью крестьян, которых не пугают ни пор- ки, ни тюрьмы. Пану Сикоре хочется убежать, скрыться из этого края, где приходится спать с винтовкой, наглухо закрывать ставни и креп- ко запирать двери, «потому что всякое может приключиться», «здесь, в дикой глуши, в ла- биринте ловушек, где враг был неизвестен, и была у него тысяча лиц, и он не отступал н,и Перед чем...» Пан Сикора советует Хо- жиняку уехать, но тот остается в своем «осад- ничестве» и пытается продолжать борьбу с крестьянами деревни Олыпины, с этими, как он их называет, — «хамами», «гайдамаками» и «большевиками^. Однако, ни голод, ни раб- ство не могли сломить крестьян Волыни и Полесья. Старик крестьянин, выражая народ- ную веру в свою силу, говорит: «Пропасть народу сгубили... Но это даром не пройдет...» Действительно, в Олыпинах есть руководи- тели крестьянского движения. Таков комму- нист Петр Иванчук. Он осужден на десять лет тюрьмы, но «кто-то продолжает его де- ло, как будто ничего не произошло. Проби- раются в темноте люди, с которыми был Петр, торопясь на таинственные свидания». Подпольная работа не прекращается, на клад- бище прячется нелегальная литература,. Рис- куя всем, жертвуя жизнью, ведут эти люди борьбу с ненавистным строем, олицетворени- ем которого является осадник Хожиняк. Эту борьбу ведет крестьянин бедняк Иван Пискор. Он ночью ударом весла валит с ног Хожи- няка, поджигает его дом. Иван убивает жан- дарма Людзика, неустанно охотившегося за ним, как за диким зверем. Так же, как и по всему Полесью и Волыни, развертывается борьба в деревне Олыпинах, и это борьба не против одного какого-либо осадника, это— классовая борьба. «Я хотела подчеркнуть, — пишет в после- словии к роману Ванда Василевская, — что плох не тот или другой осадник, что не тот или иной жандарм — выродок, но всякий осадник и всякий полицейский — это наш противник в борьбе, которую мы ведем, и что нас не должны трогать ни его добродушная улыбка, ни слезы его матери». И как бы дополнительной иллюстрацией к этому поло- жению, пронизывающему весь роман, писа- тельница дает образ девушки Ядвиги Плон- ской. ' Она любила коммуниста Петра Иванчука, посаженного в тюрьму. Она выросла в дерев- не, она знает ее нужды. Но вот ей предстоит сделать выбор: слиться с деревней, сделать ее беды и горе своими, кровными, или пойти замуж за Хожиняка. Ядвига, дочь разорен- ной шляхетской семьи, становится женой осадника. Она ушла к врагу ольшинских кре- стьян, сама стала их врагом и теперь — «спущенная с цепи овчарка и большой тяже- лый замок между Ядвигой и деревней»... Она перестала быть для них другом. Выбрала иной путь, иную судьбу. Однажды ночью Ядвига видит, что на дво- ре стало светло точно днем — горел амбар, как стог сена. «Ядвига стояла, помертвев, с раскрытым ртом, дрожа всем телом. Ночь бы- ла черная, как смола, накал пламени ослеплял глаза. Дальше, на пригорке, где спала де- ревня, люди повыходили из хат и стояли на порогах домов, на улице, в воротах сараев. Никто не бежал к церкви и не бил в набат. Молчал колокол, молчала церковь и молчали стоявшие во мраке люди... Багряно засвети- лись притаившиеся черные окна омутов на болотах, кровавыми стали трясины, скрытые в камыше, болотистые лужи без два, порос- шие высоким тростником.,.,. Под черным не- бом, над черной землей взвивались два стол- ба огня точно крик возмущения!». Примирения между осадническо-полицейским миром и народом не могло быть. В деревнях Западной Украины и Западной Белоруссии никогда не прекращалась борьба народа с польскими насильниками. Символом этой борь- бы было незатухающее пламя пожаров в по- мещичьих и осаднических усадьбах. Роман «Пламя на болотах» был запрещен в панской Польше. В нем, по словам цензо- ра, «автор объективно изображает осадника, не рисует его черными красками, и тем са- мым выносит осуждение не отдельному чело- веку, а самой системе осадничества). То же самое относится к полиции. Наделяя поли- цейских всеми человеческими чертами, автор тем сильнее подчеркивает их принципиаль- ную враждебность». «Пламя на болотах» — смелый, правдивый приговор панской Польше. Вместе с тем эта книга полна глубокой подлинной любви к народу, ведущему непримиримую борьбу со своими угнетателями. Порабощенные народы Западной Украины и Западной Белоруссии черпали силу и уверен- ность для этой борьбы из великого истори- ческого факта существования Советского Сою- за — страны, где цветет дружба народов, где нет эксплоатации человека человеком, где на- род стролт сам свою радостную жизнь. Не- даром Иван Пискор, бесстрашный борец с осадничеством и полицейщиной, затравленный жандармом Людзиком, пробирается к совет- ской границе!. «Иван понял, что ему не сдоб- ровать. Как последнее спасение, как единст- венный выход из сомкнувшегося круга —