Сибирские огни, 1940, № 6

что лекарю надо мыть руки после осмот- ра больного, но в душе остался недово- лен. Через Сидорова опросил — выгонит ли женщина-лекарь болезнь ив его жены? — Передайте, что буду лечить, — и как бы про себя закончила, — у нее сильный жар, сердцебиение.. — Конечно, будет сердцебиение, если хватить полчашки чистого спирта, — рассмеялся Сидоров. — Я это приняла в расчет. Елена Андреевна снова села к столику. Но к чаю она больше не притрагивалась. Сердилась на себя. Она работала фельдше- рицей не один гад и почти никогда не сидела на месте. На лодке, пешком по бе- регу, зимой на лошадях и оленьих нар- тах она забиралась за сотни километров, в самые отдаленные зырянские, хантей- ские и маньсийские селения, лечила тра- хому, тиф, прививала оспу, помогала ро- женицам. Ее не удерживала ни пурга, ни ледоход, ни осенний рекостав. Тот же Проковий Никандрович Егоров, работав- ший в приуральском оленеводческом сов- хозе, природный 'кочевник, поражался ее смелости и находчивости: «Ну и баба!» И вдруг эта несчастная дезинфекция рук! Прокопий Егоров, словно читавший мы- сли Елены Андреевны, перевернул чашку, поблагодарил за чай и участливо оказал: —• Не кручинься, Елена Андреевна. То ли еще может быть впереди. Скажи лучше, где муженек, Давид Маркович? — В округе. Директором Северной ба- зы рыбтреста. — Вон как! С Березовом, выходит, распрощались? — Ты весйой, а мы зимой. А жал- ко, — городок хороший. Особенно роща на берегу Сосьвы. Сын говорит: «Мама, увезти бы ее с собой». — Базой ведь Арфин заправлял? — Его сняли и чуть не исключили из партии... — Вон как! Арфина, выходит, помя- ли? — продолжал удивляться Егоров. — Давид-то Маркович как нынче... утихоми- рился?.. — Такой же все. Ну, а ты? Женился хоть или все еще в женихах ходишь? — Женюсь скоро. Вот укомплектую совхозные стада и женюсь. За небольшим дело — невесту не высмотрел. — Погоди, я тебя женю... Около полуночи Прокопий Егоров не- ожиданно стал собираться в дорогу. — Куда же ты ночью? Сиб. огни № 6.1910. 7. — К невесте поеду, приданое надо вы- говорить — тысячу оленей. — Дорогой жених. — Меньше Не согласен. Не прощаюсь, еще не раз увидимся. Заезжайте в гости, до наших стад не так далеко, а к весне совсем сюда подвинутся. Егоров забрал мешок и вышел из чу- ма, Ламду проводил его до пастбища, а вернувшись долго ворчал: — Какой народ пошел, и ночь не дер- жит. 9 Нязи Анагуричи ие спалось. Несколько раз он сбрасывал с головы ягушку, рас- считывая, что уже день. Вздыхал, с голо- вой кутался в теплую одежду. А когда, наконец, закрывал глаза, перед ним ока- зывался зырянин Прокопий Егоров. —' Ты, Нязко, богатый, помотай госу- дарству. Тысячу оленей продашь? — го- ворил зырянин. — Ничего у меня, Копка, нету! — Считай, сколько денег получишь. Тридцать тысяч! Мешка нехвагит. Такие деньги прельщали Нязи, на них можно купить половину товаров любой фактории, а потом заработать три тысячи оленей на летних кочевьях, когда до лав- ки ни на нарте не доедешь, ни на лыжах не дойдешь. А ведь народу и хлеб нужен, и масло, и чай, и ремень для упряжки, пистоны, свинец... да мало ли что надо в хозяйстве! «Тысячу оленей, пожалуй, можно и продать, только... О-о, тут надо думать: продай сегодня тысячу, завтра Конка придет за другой, через неделю за третьей. Останешься с большими деньга- ми, но малооленщиком. Какой же почет бу- дет тебе, Нязко? На какой узде бедноту у своего чума держать станешь? Деньги не олень: олени ходят — все на них смот- рят, а деньги спрячешь, кто их увидит?» — Копка, — Нязи Анагуричи старался говорить спокойно, — государству помо- гать надо — слов нету, только думать приходится. Тысяча-то, пожалуй, и найдет- ся, счет оленям не веду, только сам чем жить буду? Ты давно в тундре живешь. Олень... — Не плачь, Нязко, знаю, сколько у тебя оленей. Давай писать бумагу... ты- сячу... — Думать надо. Оленью тушу кладу тебе. Спирт где-то есть —• две бутылки ставлю... Ты мой гость... Живи в чуме, я подумаю...