Сибирские огни, 1940, № 4-5

упала старику на колем. Он поднял го- лову и увидел человека, стоявшего в отсветах костра. — Здорово, Гевали! — крикнул чело- век, снимая лыжи. — А я думал уж и не догоню тебя. Я проезжал твое стойбище как только ты двинулся в путь и, как ви- дишь, догнал. Мой ночлег — рядом. Гость уселся у костра и снял свой платок, обнажив седую голову. Ему было лет 55. Он смотрел на Гевали живыми веселыми глазами и громко продолжал:. — Совсем, навечно кочую к Лосю с серебряной цепью. Там жить буду. — Бог, — указал Гевали на спящую впучку, — туда же везу — учиться. Ве- зу и не знаю куда! Людей слушал, асам там пе бывал. Гость даже щелкнул языком. — Я был там. Город, настоящий город! Три года строили. Там большие дома. В них двери и окна такие, что можно в'ехать на упряжке... — У меня олень захромал, выле- чат? — спросил Гевали. — Вылечат, — уверенно ответил гость. — В таежном городе оленья больница есть: большой дом. Оленей за- водят в одну комнату, потом во вторую и еще в длинную и светлую комнату, назы- вается она манеж. Жуванжа Еемо сильно заботился об оленях и придумал ладно. — Жуванжу знаю, — отозвался Ге- вали, — скажешь ему, что у меня чай пил на ночлеге. А Петр Турумби что де- лает? Разное говорят о нем. Где правда — не пойму. — Ты хочешь спросить об Они? — угадал гость. — Что ж, Они добилась своего и ее смерть была спокойной. Гость рассказал, что после того, как была отправлена в Москву трубка, не- вдояге Сталин вызвал Петра Турумби к себе в Кремль, а затем послал его учить- ся в Ленинград. Петр приезжал к матери несколько раз, и она умерла на руках сына. Гевали узнал, что Петр каждый год приезжают в таежный город, бывает на пастбищах и снова возвращается в Ле- нинград. Гость ушел к своему ночлегу только в полночь. Дед и внучка прожили на острове три дня, управились со всеми делами и дви- нулись в путь, дальше. Тундра вскоре осталась позади. Город приближался. Через несколько дней уп- ряжка вышла на накатанную дорогу и и вот в одну из ночей мелькнул меж де- ревьев огонек, точно звездочка. Гевали остановил упряжку на речке. — Пожалуй, внучка, — сказал ста- рик, — мы переночуем в лесу и по солн- цу придем в город. Где сейчас найти Жу- ванжу? Я не вижу ни одного чума и свет бьет по моим старым глазам, как птица крылом. Я заблужусь. Гевали стоял в растерянности. — Иди за мной, — послышался голос рядом. Какой-то молодой парень на лы- жах, видно запоздавший па промысле, по- явился возле нарты. Старик покорно пошел за ним. Поднялись на берег. У ярко освещен- ного здания незнакомый человек встре- тил женщину и спросил, где Жуванжа Кемо. — Вон в том большом доме, — отве- тила женщина, — только что приехал Петр Турумби и все пошли поговорить с ним. Упряжка двинулась по улице. У под'езда Дома культуры горел огром- ный костер, стояли люди, слышались го- лоса. Жаркое пламя костра освещало вы- сеченную из дерева скульптуру лося, с запрокинутой головой, установленную на высоком постаменте. Красивый сильный зверь, 'бросившись в воздух, как бы замер, застыл в своем свободном прыжке, под- няв копыта передних ног к груди. Цепь обвивала шею лося, соскальзывая на спину. Петр Турумби, приехавший из Худо- жественной школы домой, смотрел на свое произведение и говорил Жуванже Кемо, стоявшему рядом: — Я очень соскучился о нем и мне очень хотелось посмотреть его у костра. К костру подошел Гевали с внучкой. Одноглазый старик поздоровался с Жу- ванжой и Петром. Все узнали Гевали. Он закурил трубку и долго смотрел на «Лося с серебряной цепью». — Я слышал, что Они умерла, — за- говорил Гевали, 'Обращаясь ко всем, — мы пили с нею молоко из одной груди и жили в одном чуме, но, вы знаете, что с глубокого детства у меня был только один глаз. Он видел мало. — Да, Они умерла, — отозвался кто- то из толпы. — Это была мать, у кото- рой сердце оставалось вечно юным.