Сибирские огни, 1940, № 4-5

Юность прошла. Петр перевалил уже за сороковую весну, но привычку юности — любовь к течению рек — сохранил. По рекам он мог попасть в любой ко- нец страны, а по железным дорогам «хо- дить» не умел. Об этом знали все в чуме. Затаив дыхание, эвенки следили за движением карандаша по карте. Петр Турумби сделал последнюю зарубку на какой-то реке, означавшую близкий конец пути, и пошел от нее прямо на заход солнца. Наконец он остановил карандаш и об'- явил: — Здесь. Никто на стойбище не умел читать. Склонившись над картой, кочевники смот- рели па отмеченный карандашом красный кружок. И каждый сказал: — Москва!.. О-о-о... Москва! Жуванжа Кемо, запрокинув голову, как олень, смотрел куда-то поверх пламени очага и шептал: —• Кремль... Он весь сделан из крепко- го дерева. — Это далеко от нас, — заметил Петр Турумби. — На самых лучших оленях надо ехать всю зиму. Жуванжа Кемо посмотрел на карту. — Да, очень далеко, — согласился он, — но это не беда. Аэропланы есть. Кочевники — люди, одетые в оленьи шкуры, закопченные вечным дымом оча- гов, покуривали свои трубки и слушали разговор Петра с Жуванжой Кемо. Согла- шались с обоими, однако большинство склонялось на сторону Жуванжи. Бабушка ласково посмотрела на Петра и сказала: — Жуванжа говорит правду. Однажды мы ехали по Комариному болоту и вдруг высоко в небе над нами зашумела летаю- щая нарта. Мы погнали оленей. Упряжка Петра летела, как стрела. Но где тут! Летающая парта обогнала пе только нас, но и птиц оставила далеко позади и скры- лась... Петр Турумби бережно сложил карту, спрятал ее за пазуху и вышел из чума. Возле чума уже стояла упряжка оленей, готовая к пути. — Надо бы попить чаю, — предложил Жуванжа Кемо, — в такую дорогу с хо- лодным животом не уезжают. Сынишка Жуванжи Оська, ®се время сидевший в чуме словно на иголках, бро- сился за дровами. Он готов был делать все, что угодно, лишь бы Петр Турумби скорее двинулся в путь. Уже несколько дней стойбище готовило его в дорогу, но Жу- ванжа Кемо непременно находил какую- нибудь задержку. А ведь еще надо было ждать возвращения Турумби. Все жители стойбища стояли с факела- ми возле оленьей упряжки. Наконец Петр уселся в нарту. Лыжи, ружье, топор) и ко- томка с запасом — все было прилажено в нарте Оськой как следует. Ночь стояла звездная. В путь! Но Жуванжа сделал знак Петру подождать. Оська готов был заплакать. — Все-таки, мне бы следовало ехать вместо Петра, — сказал Жуванжа Кемо, робко обращаясь к Они. — На старых стойбищах Петр был мальчиком, а я ко- чевал там совсем недавно. Я найду лесной алмаз наверное! Они пе любила передумывать. — Нет, — покачала она головою, — поедет Петр. — Тогда, быть может, послать с ним еще кого-нибудь? — настаивал Жуванжа Кемо, — я боюсь вот чего: Петр непре- менно станет промышлять Лося с серебря- ной цепью и тот уведет его в сторону. Он проездит весь промысел, мы еле успеем отправить трубку последним путем. А ведь нужен целый месяц еще для того, чтобы об'ехать все стойбища и выбрать место для города. Нас только шесть чумов, надо же всех кочевников собрать... Нет, с тех пор, как решили послать Петра, я не могу спать! Жуванжа Кемо с сердцем воткнул фа- кел в снег, и факел с шипением погас. Они выпрямилась. Ее старческая фигу- ра стала стройной, словно женщина на минуту вернулась к юности. — Не думаешь ли ты, Жуванжа, что мой Петр глуп? — спросила Они. —< Я родила его на шестьдесят втором году своей жизни. Вместе с молоком старой ма- тери он впитал и мудрость. Да, ты прав, Жуванжа, — продолжала Они, — Петр будет промышлять Лося с серебряной цепью. Еще в юности я видела сон, что у меня родится последний сын и он добудет Лося с серебряной цепью. Я сразу решила, что это будет Петр. Петр найдет Лося с серебряной цепью! Это мое желание, ради которого я живу... Ты, Жуванжа, должен был об этом знать. Пусть Лось с серебря- пой цепью не беспокоит тебя больше. Ты можешь спать у себя в чуме так же креп- ко, как глухарь в снегу. Морщинистое, испещренное татуиров-