Сибирские огни, 1940, № 4-5

манаха остается неприятный осадок от сла- бых, бледных, безжизненных вещей. Такова, например, драма Семена Метелицы «Межи» Рыхлая по композиции, неряшливая по языку и лишенная какой-либо драматической напря- женности, она совершенно не готова для опу- бликования. Автор берет интересную тему о ликвида- ции межей между русским и бурятским кол- хозами, но разрабатывает ее неумело и шаб- лонно. Тут, конечно, и несознательные отцы, и сознательные передовые дети, и бледная любовная историйка, и наивные враги, кото- рые под занавес вылавливаются и даже... избиваются. Язык героев сделан с претензи- ей на «народность», но выражается это в ис- кажении орфографии русского языка, то есть именно в том, против чего в свое время энер- гично выступал Максим Горький. Также литературно беспомощны и поэтиче- ски слабы стихотворения «Баллада о паль- цах» Евгения Яшкина и «Пловцы» Алек- сандра Гайдая. В балладе Яшкина бледными словами рас- сказывается о юном скрипаче, которому так блестяще приделали искусственные пальцы вместо отмороженных, что он не потерлл способности играть на скрипке. Ложная «вы- сокость» по существу пустых фраз («Он бу- дет жить без пальцев. Он! Скрипач» или «Но что я вижу.,, вижу пальцы!») в сочетании с отдельными незарифмованными строками, ос- тавленными ради каких-то неясных целей, но свидетельствующих только о бессилии авто- ра, превращают все стихотворение в убо- гий ученический опыт. Стихотворение «Пловец» А." Гайдая, ни- чтожное по мысли, сделано еще более не- умело: Он плыл вперед- А волны били в грудь, И ветер гнал навстречу их сильнее, Но он плечом прокладывал свой путь, Взметая воду чаще и смелее. Там, где Гайдай желает сказать, что-ни- будь значительное, получается так: Пловец предстал в свой настоящий рост: Мальчишеский, Обычный, Человечий! Ло Гайдаю, видимо, слово «мальчишеский» не относится к человеку и требует в этом отношении дополнительного «раз'яснения» (мальчишеский, дескать, человечий). Читате- лю ясно, что «человечий» понадобилось про- сто для рифмы к слову «плечи». Несколько замечаний о рассказах. Часто бывает так: в рассказе есть все — сюжет, беглый диалог, умелые описания. Фразы литературно отточены. И все же рас- сказ остается бледным или еще хуже — на- думанным и напыщенно сентиментальным. И тогда думаешь: одной сноровки и на- выка в литературе недостаточна Необходи- ма жизнь, чувство, мысль. Это — банальная истина, но ее снова и снова вспоминаешь, читая, например, рассказ Сергея Сартакова «Клятва>, Сергей Сартаков — писатель не начинаю- щий. Он уже добился гладкости и отточен- ности фраз, умеет коротко и ярко нарисо- вать пейзажную картину. «Когда ночные тени прячутся по углам, а небо опояшется белесым рассветом — улицы города кажутся особенно широкими, дома и тротуары — серыми, одиночные пешеходы — торопливыми. Как-то тускло горят электри- ческие' лампы. Сильнее чувствуется запах пыли. И листья тополей висят так грузно и неподвижно, как будто они выстрижены из жести». Это сделано хорошо. И все же в целом рассказ «Клятва» глубоко фальшив, неприя- тен. Затрепанный сюжет разгадывается с само- го начала: старый партизан получает с гра- ницы от раненого сына письмо и едет туда с внуком Витей. Там встречается с врагом, о котором рассказывал Вите на первой стра- нице, враг бежит («Надел усы, большую бо- роду и ушел»), но его, конечно, поймают («Он никуда не уйдет. Будьте уверены!»), а между старым партизаном, его сыном-бой- цом и внуком происходит следующая слаща- вая сцена: «— Отец, — волнуясь встал Петр, — ты всегда прав. Что я могу ответить на твои слова? Спасибо, отец. И еще — я твой сын и не хочу быть плохим сыном. — Ты хороший сын. — Отец, враги все время рыщут возле наших границ, они все время хотят нас вы- звать на бой... Начать войну они могут каж- дую минуту... — Ну, что же, Петя, если они начнут вой- ну еще раз, — кончится она гибельно для тех, кто ее начал», — отвечает старый пар- тизан, после чего, воодушевленный этим из- речением своего папаши, сын-боец разражает- ся тирадой, которую кончает так: «— Отец, клянусь тебе, что и в новой войне мы нашей родины не опозорим; дети не будут стыдиться своих отцов... — Папочка, — припал (!) к нему неза- метно подошедший Витя, — а я клянусь те- бе, что пойду с тобой и буду подносить те- бе патроны». Невозможно принять всерьез этик безжиз- ненных кукол, сентиментально или крикливо рассуждающих только затем, чтобы автор мог закрутить в конце подряд две «клятвы». Не веришь Сартакову, что так выражают свои патриотические чувства живые люди. Сартаков забыл про настоящего человека, выдумал героя неудачно и получился рас- сказ, скользящий по поверхности всем из- вестного факта. Не- лучше рассказ Игоря Урманова «Рядо- вые». Сын — рядовой боец и отец — рядо- вой шахтер — оба едут в Москву на с'езд, делегатами. Мысль простая: в наши дни каждому честному работнику обеспечено по- четное место. Об этом рассказано примитивно, как в школьном сочинении на заданную тему. Сын приезжает домой, его встречают, он ходит по шахте, поражается достижениями, и, на- конец, вернувшись вечером, узнает, что отец едет туда же, куда и он. У Игоря Урмано- ва отсутствует малейшая попытка заинтереюо-