Сибирские огни, 1940, № 4-5

монтов своих товарищей. — «Стоит на- чать и люди к нам пойдут»... • «Анисим Копань спокойно останавливал Мамонтова: — Ты подожди, Ефим Мефодьевич, не горячись. Ленин правильно говорил, но Ленин никогда не звал людей на заведомо гиблое дело. Так и мы должны. У нас мало оружия, мы недостаточно знаем настрое- ние масс, и несвоевременное выступление может погубить начатое дело. Надо шире развернуть агитацию за власть 'Советов и приложить все силы к сбору оружия и патронов. А там, оно, само дело покажет, когда выступать»... «...в конце концов Мамонтов, ругая «го- ворильню», сдался и перед рассветом собрание приняло решение: 1. Вести агитацию за власть Советов. (2. До весны выступления не делать, а собирать оружие и патроны...» Большевики были всюду, именно они и начинали и руководили революционными восстаниями как в городе, так и в деревне. Они руководили и партизанской армией Мамонтова, и К. Урманов правильно еде-' лал, показав это в очерке и преодолев тем самым вредную «традицию», имевшую в прошлом хождение в нашей литературе — показывать партизанское движение как •бунт крестьянской стихии. * * * Посмотрим теперь, как удалось К. Урма- нову изображение противоположного ла- геря — врагов коммунизма. Если портреты белогвардейцев-офицеров отдают издавна установившимся шаблон- цем: это — звери и не очень умные, то созданные писателем образы кулаков, пусть образы эпизодичные, тем не менее отличаются жизненностью и красочно- стью — они запоминаются надолго. Вот отрывок, в котором рассказывается, как два брата-кержака охотились в горах за выбившимися из сил красногвардейцами. «Молодые, кудрявобородые, они туго за- тягивали ремнями свои «понитки», прове- ряли двухчетвертовые самодельные ножи, и перебравшись через реку, лезли в гору, разрывая могучими грудями кустарник и жарко дыша, как молодые медведи... Они знали тайгу, как родную заимку, и быстро находили измученного холодом, веявшим от ближних белков, и обессилев- шего от голода красногвардейца. Более сильные из красногвардейцев прятались в чащобу, a Maj6bie, согретые солнцем, дре- мали сидя, прислонившись спиной к могу- чим столетним кедрам. В таких случаях старший Ерофей гово- рил брату: — Отворотись, братка, я его упокою...» Эти-то два чудовища в человеческом облике и захватили Сухова. Узнав, кто он такой и надеясь получить «тридцать среб- реников» за его голову, они привели своего пленника в белогвардейский штаб. Писатель написал об этих гориллах- братцах с гневом и омерзением. Эти чув- ства передаются и потрясают читателя. Ненависть к предателям и убийцам Сухова охватывает его. Это же вооружающее чув- ство пронизывает и жуткие сцены истреб- ления разведки Сулима, правой руки Су- хова, и страницы, где изображены кулаки- заимщики, до того изверги, до того мер- завцы, что у них хватило бессердечия в течение нескольких дней любоваться на голодную смерть восьмерых красногвардей- цев, очутившихся на островке посреди хо- лодной и непреодолимо-быстрой Катуни. Эти гады «даже пулей не хотели облегчить их кончину...» Сильные, волнующие, страстно написан- ные страницы! Они крепко запоминаются... Чтобы создать их, у писателя хватило и красок, и чувства. И обидно становится, что его палитра оказалась значительно беднее при изобра- жении наших людей. Создать образы людей коммунизма, сказать о них полным голо- сом, сделать эти образы неотразимыми, по- коряющими, наш автор в этот раз еще не смог. А именно здесь лежит жизненная за- дача, историческая миссия советской ли- тературы. Было бы хорошо, если бы к этим обра- зам — Сухову, Мамонтову, Суховерхову — К. Урманов еще вернулся. Вооруженный знанием фактической стороны дела, он дол- жен к ним вернуться и лучше всего на страницах исторического романа о граж- данской войне в Сибири, до сих пор никем еще не написанного. Но для этого он дол- жен осознать и преодолеть недостатки и ошибки, имеющиеся в его исторических очерках.