Сибирские огни, 1940, № 4-5

А каков его внутренний мир? Какое его характер? Вероятно, особые свойства души Сухова отразились в его речи? Что и как он говорил друзьям? «— Помните, товарищи, мы идем не за тем, чтобы посмотреть новые места и вер- нуться домой, — мы идем защищать род- ную нам Советскую власть и мы должны защищать ее от белых банд. Советская власть не может погибнуть!..» Те же общие фразы!.. И они рассыпаны по всей книге. Характерные свойства язы- ка Сухова не найдены. Образ, как целое, индивидуально-неповторимое остается еще загадкой. В своей книге К. Урманов дает деталь- ные и запоминающиеся описания несколь- ких решающих сражений с беляками, блестяще проведенных отрядом Сухова. Особенно ярко и хорошо изображен бой под селом Вознесенским. Рассказ об этом бое ведется с пафосом радостной гордости за героических красных бойцов и со знанием фактической стороны дела. Из описаний видишь и обстановку боевых операций, и угадываешь природный тактический талант Сухова, умело применявшего воинскую хитрость, и восхищаешься высокой добле- стью, и стойкостью его соратников. Здесь-то бы и развернуть показ героя книги во весь его рост и раскрыть все богатства его ума, чувств, переживаний. Многие эпизоды позволяли сделать это. К сожалению, автор недостаточно восполь- зовался ими: Сухов — твердый, храбрый человек, любимец своих товарищей, их при- знанный руководитель — виден здесь, но виден лишь в контурах, намечен как бы пунктиром. Зато особые старания к раскрытию его внутреннего мира автор применил при изображении последних дней своего героя, когда он находился в плену, перед смер- тью. И на наш взгляд, это не случайно, здесь сказалась некоторая тенденция ав- тора. В чем эта тенденция? Какие чувства Сухова он раскрыл? Присмотримся к сле- дующему отрывку: Пленный Сухов после допроса, ночью, один. «Глаза Сухова о с т а н о в и л и с ь на ровном ж е л т о м пламени лампы. Сколько б е с с о н н ы х ночей проведено у т а к о - го в о т о г о н ь к а . В памяти встает весь т я ж е л ы й путь, пройденный отря- дом. (Далее идет перечень пройденных сел). Н е о ж и д а н н о вспоминаются масляные глаза Казарцева... Всегда услуж- ливый Жебурыкин... и о к р о в а в л ен- н ы е губы шепчут: — Тоже «революционеры»... Предате- ли!.. Через эти _н а г р о м о ж д е. н и я собы- тий, п о г и б ш и х товарищей ясно пред- ставилась ж е н а... с ы н... и рука неволь- но потянулась к карандашу. Преодолевая м у ч и т е л ь н ы е 0 о л и, в п о л у т ь м е , он выводит д р о ж а щ е й рукою неровные буквы на чистом листе бумаги: — Победа будет за рабочим классом.. Ему принадлежит будущее... Е м у х о ч е т с я н а п и с а т ь п а р у с л о в ж о н е , сыну . . . й о в е д ь п и с ь м о н и к у д а не д о й д ет — вспо- минает он и о б е с с и л е в ш и е пальцы в ы п у с к а ю т карандаш». Мы подчеркнули слова и фразы, рисую- щие душевное состояние Сухова, придаю- щие описанию эмоциональную окраску и, вместе с тем, показывающие намерения автора. И эти воспоминания о длительно- сти пройденного пути, о погибших товари- щах, и хаотические нагромождения собы- тий, И вдруг возникшее желание написать, жене, сыну — все эти атрибуты потря- сения как-то не вяжутся с образом Сухо- ва — цельного, прочного человека. А по- явились они для того, нам кажется, что- бы вышибить у читателя слезу, вздох, вызвать чувство жалости: ах, какой хоро- ший человек гибнет!.. Но только ли одно э т о чувство жалости вызывает у нас действительный Сухов, борец, революцио- нер, не жертва, а судья своих палачей? Вспомните гоголевского Бульбу. Как он, когда висит над костром и огонь уже ли- жет ему ноги, все еще думает о жизни, а не о смерти, о б о р ь б е , а не 0 в ы х о - де из н е е , и как он старается докри- чать до своих казаков и указать им путь из вражеского окружения. Булъба гибнет, нам жаль его. Но разве это чувство не «снимается» другим, более высоким и во- оружающим чувством — радостной, опти- мистической гордости за него?! Вот — ду- маешь — сила! — Вот человечище! Вот он — сын великого народа! Другой литературный пример. Когда в «Любьви Яровой» контрразвед- чики схватили Швандю, он думал только об одном, как бы удрать и немедленно продолжать борьбу. Когда кулак, бывший