Сибирские огни, 1940, № 4-5

незнакомых людей, промчалось стадо — штук 25 разновозрастных оленей и те- лят. Бычок, бежавший последним, почему- то остановился и, нагнув голову, с шу- мом втягивая ноздрями воздух, долго и внимательно нас рассматривал. Наконец и он умчался вслед за остальными. Облако от дыхания и испарений разго- ряченных животных некоторое время еще было видно, потом и оно исчезло, точно растаяло в морозной дымке. Я мпог'о слышал об оленях, несколько раз уже пробовал оленину, а живых оле- ней увидел в первый раз. На Тыме их не- много. В районе имеется всего 6—7 семей эвенков охотников-оленеводсв, все они жи- вут на территории ПОС. Эвенюи состоят в промысловых артелях, имеют постоянные дома, но выстроить их оленеводам приш- лось вне поселков, поблизости от боров, где имеются моховые оленьи пастбища. Используя оленей, эвенки промышляют в особо удаленных угодьях. Обогнавший нас эвенк, как об'яснил мне продавец, направ- лялся через Нюлядрово па Сым, а до пего от Ванжиля 5—6 дней пути. Нюлядрово — поселок известной Пыр- шинской артели «Красная Звезда» распо- ложен на 39-ом песке выше Ванжиль-Кы- нака по Тыму. Мы добрались до нею в конце дня. Нюлядрово самый восточный из тымских поселков. Здесь кончается гуже- вая дорога, если путь от Ванжиль-Кынака можно признать гужевым. В слабом свете готового угаснуть дня я заметил на одном из домов дощечку с над- писью «Пыршин» и постучал в дверь, как это принято даже в самых глухих местах в Нарыме. На открытом, заваленном моро- женой рыбой и рыболовными снастями крыльце, где висело несколько ружей (на Тыме их никому не приходит в голову за- пирать), меня встретил невысокий худоща- вый человек, неожиданно оказавшийся дома, младший из братьев Пыршиных — Константин Степанович, участник Всесоюз- ной сельскохозяйственной выставки. В его доме царила забота — шестиме- сячная дочь охотпика тяжело болела корью. Жена Константина Степановича, ми- ниатюрная миловидная остячка Нюра, и сам охотник сбились с ног, не спали не- сколько суток, Один из лучших тымских охотников-остяков запомнился мне прежде всего, как нежный заботливый отец. Бо- лезнь дочери и задержала Константина Степановича в поселке. Его бригада уже ушла на промысел. После Чишна я не удивился, когда Нюра Пыршина пакрыла стол так опрят- но, как это нечасто делают и в менее ди- ких местах. Молоко было подано не в горшке или плошке, а в молочнике, появи- лись сахарница, сливочное масло. Изжа- ренная местным способом, предварительно надрезанная рыба была подана на чистой тарелке. Не удивил меня и замечательно вкусный сдобный пшеничный хлеб, фото- графии на стенах, пружинная кровать, швейная машинка, стол, накрытый чистой клеенкой, комод с нарядной салфеткой. Выбрать время для беседы с Константи- ном Степановичем удалось только к вечеру, когда больная девочка, наконец, уснула. Мы разговорились о прошлом. «Жили раньше, как звери в норах», — говорят о себе тымскио остяки. Нищета и грязь царили в их мрачных карамо — хи- барках из неотесанных бревен и земли. Внутреннее убранство большинства хижин состояло из пар с кучей рухляди на них, да маленького низкого столика, обычно стоявшего на этих же нарах. Отверстия, со вставленными в них пластинками льда, за- меняли окна. Карамо обогревал и одновре- менно освещал глинобитный очаг—'шолл, отдаленно напоминающий камин. Домаш- няя утварь у остяков была только само- дельная из дерева и бересты — всякие чашки, «лукацки», «туясы». Грамотных в верховьях Тыма не было. О школах и врачебной помощи остяки и эвенки не слыхивали и население страда- ло от болезней, бывали случаи вымирания целых семей. Формально остяки считались православными, но ни один пап не заезжал в верхнее течение Тыма. Здесь полновла- стно царил шаман Устин Мулин, чьи уве- шенные побрякушками одеяния находятся теперь в застекленной витрине Нарымско- го окружного музея. В тайгу на промысел охотник уходил со всей семьей, обычно на двух нартах. В одну впрягался охотник, в другую его же- на. Каждому помогали одна-две собаки. В нарту сажали только самых маленьких детей. Восьмилетки уже плелись на лы- жах. Ребятишки десятилетнего возраста начинали промышлять вместе с родителя- ми. Младшие же оставались на стане, го- товили дрова, поддерживали костер, вари- ли пищу. Даже беременные женщины ие бросали промысла раньше, чем за 2—3 дня до родов и возобновляли его через 2—3 дня после них. Рожденные в тайге дет* обычно не выживали.