Сибирские огни, 1940, № 4-5

но величественен. Стены нетронутой че- ловеком тайги вплотную подходят к руслу широкой реки, берега которой почти на всем протяжении захламлены упавшими деревьями. Задолго до сумерок добрались до посел- жа Кулеева, отогрелись и, дав лошади получасовую передышку, тронулись в даль- нейший путь. Зажглись звезды, спустилась ночь, а до жилья, видимо, было еще далеко. Ощуще- ние движения вперед постепенно исчезало. Сзади, с боков, впереди было одинаково темно. Сани кренились то в одну сторону, то в другую. Переливаясь, сияли над голо- вой звезды, мороз глубже забирался под тулуп, станку, казалось, не будет конца. Наконец мне почудился голос собаки. — Похоже, скоро, Чигипо, — сказал ямщик. — 1 Дымком не потягивает, спят давно, — недовольно добавил он и, помол- чав, подумал вслух: — Есть ли у Левои- тия свежая рыба? В ночном однообразии время течет мед- ленно, дремота подкрадывается незамет- но. Остановка показалась мне неожидан- ной. Над лесом только что поднялась луна, когда я открыл глаза. Еошевка стояла на небольшой открытой площадке. Я увидел две полузанесенных снегом хижины и строение поменьше, вероятно амбар. За ним светлело открытое пространство — Тым. Около саней, повизгивая, вертелась собака. — Приехали, — сказал ямщик, возив- шийся около морды лошади. — Ступайте греться. Путаясь в полах тулупа, не попадая зуб на зуб, не чувствуя пальцев застыв- ших ног, я вылез из кошевки и в нере- шительности остановился перед некази- стой с виду хижиной. Со слов ямщика я знал, что ночевать придется у остяка. Увидеть, как живут советские остяки — полудикари в неда- леком прошлом — всю дорогу казалось заманчивым, но теперь у меня не появи- лось желания открыть дверь крошечной избы. Рассказы о грязи дореволюционных остяцких жилищ, о клопах, злобных, как цепные псы, многочисленных как муравьи, о тараканах, легионы которых наполняют непрерывным шуршанием душную темно- ту тесных жилищ, пришли мне на па- мять. — В другом доме не лучше? — спро- сил, я. — А у Левонтия не плохо, — пе cpasy ответил ямщик, видимо не разделявший моей озабоченности. — Седелку и хомут нужно бы в тепло занести, просушить. Три ночи с коня сбруи не снимали, — тот- час возвратился ой к своим ямщицким за- ботам. Вслед за ямщиком, согнувшись, чтобы не разбить лоб о низкую притолоку, я во- шел в дом. В темноте различил три свет- лых прямоугольника окон, услышал по- храпывание, почувствовал, что недоста- точно тепло. Нагнувшись, ямщик долго шарил рукой по полу. Вспыхнула спичка и я увидел, что мой возница, присев на кор- точки, растапливает печку точно у себя дома. — Что, парень, нынче без колокольчи- ков? — спросил мужской голос. — Небось, думаешь, почта — отозвал- ся ямщик, занятый засовыванием в печ- ку поленьев. — Или нет? — равнодушно спросил голос, и я услышал зевок. В Нарыме еще 10-—il5 лет назад про- езжий имел право зайти в любой дом и домохозяин не мог отказать путнику в сене, тепле и ночлеге. Таков был неписан- ный закон. На обском тракте в каждом дворе изо дня в день останавливались де- сятки ямщиков. Теперь в обских колхозах организовано по 2—3 постоялых двора, однако, на Тыме в отношении ночлегов еще действуют старые правила гостепри- имства и старая простота отношений. В том, что мой ямщик, заехав 'среди ночи в чужой дом, растапливал чужую -печку, как свою собственную, не было ничего уди- вительного. Вслед за ямщиком я освободился от ту- лупа и, ощупью повесив его на крюк, ждал света. Когда он появился, я увидел, что нахожусь в небольшом помещении с нарами для приезжих в переднем углу. Широкая деревянная кровать оказалась у меня за спиной. С удивлением я перево- дил взгляд с одного утла горницы в дру- гой. Легионы клопов и тараканов, — каки- ми нелепыми оказались эти опасения! В та- ежном жилище царила чистота, какую не часто встретишь у самой заботливой го- родской хозяйки. Сколько квартир с га- зом, электричеством и мусоропроводом могли бы позавидовать опртности этого остяцкого дома. Потолок, стены, глинобит- ная печь (на Тыме нет кирпича) произво- дили впечатление выбеленных накануне. Нол, доски нар, скамьи и табуретки, все