Сибирские огни, 1940, № 3

Михаил Скуратов У ПАМЯТНИКА ЕРМАКА ...Иртышские синие дали, Оравы парней и гармонь. Рылеев приснился в опале, — . Отважный и духом прямой. Его самодержец повесил. Но песню Кондратья потом Царь знал ли? — по сёлам и весям, В тягучем напеве простом, — (Зовется он там проголосным) Певать тобольчане начнут Реке, перелеском и соснам, В кабак заглянув ли, в корчму... Не то по-приятельски просто С гулянки плыла молодежь. И с ними плыла она в просинь Лесов, — и куда ни пойдешь — Тем берегом, слышишь, всегда там Про гибель поют Ермака... Та песня — теперь завсегдатай В тобольских краях, — и река, Река в половодье играет И рушит свои берега С деревьями вместе, что с краю Беспечно растут, — и стога Уносятся полой водою. Но все ж ты не в силах, Иртыш, Омыть пеной как кипень седою Того, что в глубинах таишь — Рассказа о канувшем ко дну, В кольчуге — подарке царя, Вожде. .. И о нем ежегодно, Гульливой волной говоря, — ... Ревела буря, дождь шумел... Kondpatnui Рылеев Река обновляет сказанья. Был вольный казак, не простой. По Волге ходил, под Казанью, Под Астрахань шел на разбой. Добычу с ватагой дуванил, Отнятой у чванных бояр, Купцов — толстосумов нечванных, — Храбер, бескорыстен и яр. И сгинул, но духом не сдался. Пусть шуба с царева плеча, Был вольным казаком сызмальства И сгибнул таким сгоряча! ...О храбром казаческом войске Вдали подголосок звенит. И где-то в замшелом Тобольске, Как поднятый палец, — гранит Маячит на самой макушке Над гордой, степенной рекой. Чугунные цепи и пушки Хранят его строгий покой. То славе стоит ермаковской Седой обелиск на юру. По улицам настланы доски, Как гати в дремучем бору. И город — на топях бревенчат — Оброс и покрылся быльем, И песня иртышская громче Гремит о давнишнем былом. Погублен опальный Кондратий Столетьем холопства и лжи... ...В песчаной и влажной кровати Ермак Тимофеич лежит! f