Сибирские огни, 1940, № 1

застиг в нем группу японцев. Он нал па колено и пачал швырять грашгы одну за другой, всякий (раз сквозь щипнутые зу- бы приговаривая: «Н-на! Н-на! Н-на!» В котловане, в визге гранатных оскол- ков заметались самураи. Когда последний из них, раскинув руки, упал на землю, Антон смахнул с бровей капельки пота. Он услышал суровый, но очень зпакомый голос: , — Что вы здесь делаете? — Дерусь, — спокойно ответил Антон и оглянулся. Перед ним был командир нолка. — Вы ранены. Уходите! — Не могу. Глаза командира встретились с глазами Антона. — Деритесь! — внезапно вскрикнул ко- мандир и рванулся вперед. — Да здрав- ствует Сталин! Ура-а-а! Схватим свой, иесколысо облегченный мешок, Антоп бросился вслед за коман- диром... * * * Когда товарищи поздравляли Антона с высокой наградой — орденом Ленина — он развел руками и шутливо сказал: — Что ж я... Мне мешок помог... 3. ПОЛИТРУК ОКАТОВ HetfJ Не оковать язык грозы! В. Маяковский. Я узнал о нем на сопке Песчаная'. Эту сопку мы веяли штурмом, всего несколько часов назад. Трупный смрад, дым и гарь еще стояли в воздухе. Все самурайские норы были разбиты снарядами. 15 полузасыпанных траншеях пилились иатрошше ящики, оружию, гра- наты, каски и очки, брошенные японцами в бегстве. Едва забрезжил рассвет, как отдельные батальоны начали дальше теснить врага, и бой с новой силой разгорелся на под- ступах к последнему самурайскому ба- стиону — Ремизовокой сопке. Мой пулеметный взвод оставили на Песчаной, чтобы прикрыл, правый фланг от всякой неожиданности. И вот здесь я узнал о политруке Ока- тове. Бойцы, хоронившие погибших товари- щей, принесли мне маленькую красную книжку — «удостоверение», с просьбой передать ее в штаб. Я раскрыл книжку. 'На фотокарточке было лицо юноши. Свежее, овеянное вет- рами лицо, с улыбкой па губах. Но главное — глаза... — Неужели такие глаза закрылись?.. Я положил книжку в карман гимна- стерки и зашагал по траншее. Сердцу становилось тосно, словно кто-то взял его и сжимал сильно, неумолимо. Мне нехва- тало воздуха. Я расстегнул воротник. Бойцы сидели в траншее и молча наб- людали за мной. Заметив это, я подал им •удостоверение погибшего. I— Посмотрите, какие веселые, хоро- шие глаза!.. Удостоверение пошло по рукам. Бойцы пристально рассматривали фотокарточку. Вдруг один из них поднялся с патропнаго ящика и спросил: — Кто он? Вопрос был неожиданным и поставил меня в тупик. Кто он? Откуда я знаю. «Политрук Окатов» — значится в его удостоверении. Рождения 1917 года... Молод... Красив... Что я мог сказать о пем больше? Ниче- го... Ничего... Нет, неправда! Я знаю его. Я видел его сотни раз. То было зрелой осенью. В необыкновенно ясный солнечный день, он сидел иа тракторе. Он, в синем замаслен- ном комбинезоне, вел за собой комбайн и счастливо смеялся. Бескрайнее море зо- лотой пшеницы шумело перед пим, осле- пительно сверкало, и низко кланялись ему колосья — хозяину колхозной земли. Я видел ого у мартена. Огромное огне- дышащее чудовище стояло перед ним. Спокойно, не торопясь, он вскрыл его чрево. Дождь ослепительных искр брыз- нул навстречу. Вулкан, дрожа, изверг бе- лую, как молоко, лаву, и она хлынула по изложницам, ни с чем несравнимая в си- ле. А он счастливо смеялся. Я видел его в институте. День и ночь он сидел над дипломной работой. Он, ар- хитектор, создавал проект Дворца Моло- дежи. Лицо молодого зодчего было утом- лено, но глаза у него — веселые, ра- достные. Я видел его в Москве, на Красной пло- щади у мавзолея. Он принес сюда свои думы и чувства и стоял погруженный в них. Рядом — академик. Только у того волосы были седые, их бережно шевелил ветер, а у этого волосы — темпые, по-мо- лодому непокорные. Из мавзолей академик вынгел первым. Утирая платком глаза, он уронил шляпу-