Сибирские огни, 1940, № 1

издана в подпольной типогрзфии нижегород- ского комитета РСДРП, а потрм напечатана в ленинской «Искре» от 15 января 1903 г. О своих встречах с великим пролетарским писателем П. А. Заломов вспоминал так: «Первая моя встреча с Максимом Горьким произошла после моего побега из ссылки в 1905 году на его даче в Куоккала (Финлян- дия). Чтобы не привести за собой шпиков, я слез с поезда на предпоследней станции и шел лесом под дождем. Мои башмаки рас- кисли, брюки вымокли. Когда я вошел во двор дачи, то увидел высокого, крепкого, су- хощавого человека, который направился мне навстречу. Я видел портрет Алексея Макси- мовича, узнал его и назвал себя. Передо мной был автор «Песни о Соко- ле», передо мной был живой, неукротимый, смелый сокол, буревестник русской револю- ции — Максим Горький. Он обнял меня и крепко поцеловал. Потом немного отошел, посмотрел на меня и сказал: —• Так вот вы какой! Мы пошли с ним на дачу, в его кабинет, окна которого выходили к морю. Весь мок- рый я дрожал от холода. Алексей Максимо- вич распорядился отвести мне комнату, при- слал свое белье, свои ботинки, свои брюки. Но больше всего согрел он меня своей суро- вой нежностью, которая излучалась из его прекрасных глаз. Несколько дней расспрашивал он меня о моей жизни, об отце и матери, о моей рево- люционной работе, о сормовской демонстра- ции. Я сообщал больше сухие факты, мало говорил о своих настроениях и ничего не сказал о своих мечтах. Из ложного стыда совершенно умолчал о побоях, которым под- вергался в участке у пристава, о побоях в башне нижегородской тюрьмы. Мне и в голову не могла притти мысль о том, что мои рассказы, моя жизнь послужат канвой для замечательного художественно- го произведения, которое будет иметь неиз- меримо большее влияние на революционизи- рование широких рабочих масс, чем вся моя жизнь от начала до конца. Алексей Максимович по моим рассказам составил записи, но их отобрала у него по- лиция при обыске, и свою повесть «Мать» он писал уже по памяти». В последний год жизни Алексея Максимо- вича П. А. Заломов привез ему свои воспо- минания. Горький очень заинтересовался ру- кописью, обещал автору помочь литературно обработать ее, но смерть от руки подлых убийц из троцкистско-бухаринской банды яомешала сделать это. Воспоминания П. А. Заломова интересны но только в плане сопоставления с поманом Горького «Мать». Их самостоятельный инте- рес в том, что они охватывают гораздо боль- ший, чем в романе Алексея Максимовича, период жизни П. А. Заломова. В них рас- сказывается о том, как формировался харак- тер рабочего-подпольщика. Ко дню демон- страции 1902 г. за плечами П. А Заломова уже было 10 лет подпольной революционной деятельности. Вот это-то, надо полагать, и вызвало у Горького интерес к рукописи стаоого сормовца. П. А. Заломов начал свою трудовую дея- тельность в то время, когда рабочий класс России уже «вступил на путь организованней борьбы», когда «Рабочее движение стало вы- делять из своей среды способных руководи- телей и организаторов, твердо отстаивавших интересы рабочего класса» (Краткий курс Истории ВКП(б). Мальчиком П. А. Заломов поступил на тот самый механический завод, на котором отец его «работал с 12 лет и до самой своей смер- ти». Молодому рабочему «пришлось вставать в четыре, чтобы успеть умыться, одеться и притти на завод до свистку до начала ра- боты, которая начиналась ровно в пять утра и, с перерывами на завтрак и обед, длилась до семи часов вечера». Это была каторжная работа, за которую платили слесарному уче- нику 20 копеек в день. «Кроме дней, — вспо- минает Заломов, — надо было работать три ночи в неделю, почти сплошь все праздники. Мои ноги стали кривыми, мой позвоночник согнулся, грудь стала впалой». Завод отнял у мальчика любимую Волгу, поля и леса, от- нял солнце, закрыл горизонт и, наконец, на- валился черной глыбой, из-под которой, ка- залось, нельзя выбраться, — она измочалит человека, расплющит в свои* железных об'ятьях. В сердце поселилась тоска, и жизнь стала казаться невозможной. Мысль о само- убийстве стала приятной мечтой. Всякий раз руку останавливала только любовь к матери, тревога за ее судьбу. От тяжелой болезни — «мании самоубий- ства» излечил простой рабочий Яков Пяти» братов, член подпольного рабочего кружка. Он рассказал мальчику о тайных кружках, о партии, о борьбе рабочих с буржуазией, и тем самым указал ему смысл жизни. «Ничто внешне не изменилось, — вспоми- нает Заломов. — Попрежнему дневной свет скупо проникал через грязные окна. Попреж- нему густой, насыщенный мельчайшей метал- лической пылью, воздух гудел от шелеста ремней, скрежета напильников, цоканья мо- лотков, рева круглой пилы в модельной, СБИета рубанков, от разнообразных звуков станков и приводов. Но рамки завода раздви- нулись на весь мир. Я вновь почувствовал себя его властелином, почувствовал себя сво- бодным». Мы открывали Маркса Каждый том, как в доме собственном мы открывали ставни, но и без чтения мы разбирались в том, в каком итти, в каком сражаться стане, — писал В. В. Маяковский в своем замечатель- ном вступлении в поэму «Во весь голос». Эти строки нельзя не вспомнить, читая Заломова. Заводская обстановка того времени помогла ему понять Маркса. «Один раз в субботу, — вспоминает Зало- мов, — привезли на завод лопнувший 12-дюй- мовый пароходный вал. В ночь на воскре- сенье кузнец и трое молотобойцев сварили его. В воскресенье для одного токаря, кото- рый точил вал, работала машина. После об- точки вала я вырубил на нем крейцмессе- лем и зубилом шпонку в 500 мм. длиною, срубил .через узкую щель подточенный конец