Сибирские огни, 1940, № 1
-о «барской барыне» и это накладывало осо- бый отпечаток на его характер, на весь его быт. Особенности сибиряка отмечали многие писатели и исследователи. А. М. Горький говорил как-то, что Си- бирь была заселена «живым беспокойным на- родом: политическими ссыльными, беглыми крепостными и просто смелыми вольнолюби- выми людьми». Г. И. Успенский с восхище- нием писал о самостоятельности сибирского крестьянина, о «гордости сйбирского мужи- ка». Примечательно в этом смысле указание В. И. Ленина в статье «Крепостники за рабо- той»: «Как ни быстро растет народная нужда в Сибири, все же тамошний крестьянин не- сравненно самостоятельнее «российского» и к работе из-под палки мало приучен». Эту же черту сибиряка отметил Чехов. «Во- \ обще народ здесь хороший, добрый и с пре- \ красными традициями». И в другом письме: «Здесь не боятся говорить громко... Народ все больше независимый, самостоятельный». «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми! — восклицал Чехов. — Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы |. не чиновники, развращающие крестьян и I ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и J счастливейшей землей». Но в Сибири были чиновники. Сибирь была отдана на откуп и разграбление чинов- ников. Порода их здесь была особенная, да- же в сравнении с «российскими администра- торами». Известно, что двумя огромными гу- берниями, равными трем европейским госу-1 дарствам, управляли полусумасшедшие губер- наторы. Царизм посылал на службу в Сибирь -таких людей, которых невозможно было дер- жать в центральных губерниях. Вот характе- ристика, которую дал Чехов одному из пред- ставителей сибирской администрации: «Засе- датель — это густая смесь Ноздрева, Хле- стакова и собаки. Пьяница, развратник, лгун». Сибирь не могла быть «счастливейшей зем- лей». Ои£- стонала под пятой царизма. Этот богатейший и красивейший край, заселенный вольнолюбивым народом, был превращен в место каторги, ссылки, страданий. Если в сибирском пейзаже не. было помещичьей усадьбы, то в нем была другая язва, чисто сибирская —• это этап. «Мы обгоняли этап, — писал Чехов в первом очерке из Сибири. — Звеня кандалами, идут по дороге 30—40 арестантов, по сторонам их — солдаты с ружьями, а позади — две подводы... Арестан- ты и солдаты выбились из сил — дорога пло- ха, нет мочи итти»... И было это в Сибири бытовым явлением. Экономически и культурно Сибирь была отсталым краем. И эту отсталость, невеже- ство и темноту царизм намеренно культиви- ровал в Сибири, как впрочем и во всех ок- раинах страны. «Сибирский тракт, — писал Чехов, — самая большая и, кажется, самая безобразная дорога во всем свете». По дороге «не увидите вы ни фабрик, ни мельниц, ни постоялых дворов... Единственное, что по пу- ти напоминает о человеке, это телеграфные проволоки, завывающие под ветер, да версто- вые столбы». Чехов горячо любил свою родину, горячо любил Сибирь, как органическую часть огром- ной Российской страны. Чехов глубоко пе- реживал невзгоды Сибири. Но он верил, он знал, что со временем берега Иртыша и Оби, Енисея и Ангары, Байкала и Амура «осветит полная, умная и смелая жизнь». Взгляд Че- хова был всегда устремлен в будущее. С. К. ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ КУРАТОВ На книжке стихотворений Ф. Тютчева А. А. Фет написал: «К зырянам Тютчев не придет». Поэт ошибся. В' то время, когда он писал эту строку, у народа коми, который называ- ли зырянами, то есть людьми оттесненными в северную тайгу, уже был Иван Алексеевич Куратов, родоначальник коми литературы, ос- новоположник литературного языка коми. Он не только знал Тютчева, но и переводил на коми язык, кроме русских поэтов, Анакрео- на и Горация, Гете и Шиллера, Байрона и Беранже. Он знал не только все основные европейские языки, но , и ряд восточных — до 25 языков. Куратов родился в 1839 "г., в глубокой тайге, в селе Кибра. Отец его, сельский дья- ксн, умер, когда мальчику было 6 лет. Мать, обремененная большим семейством!, решила все же дать образование своему младшему •сыну и отправила одиннадцатилетнего маль- чика за 400 километров, в Яренскую церков- «о-приходскую школу. О годах своего учения Куратов позднее писал: «Ходил я в школу босой, голодный как .пес...» Юность его заставляет вспомнить юноше- ские годы великого украинского поэта Т. Г, Шевченко. Великий украинец писал: «От молдованина до финна На всех наречьях все молчат». Молчали . и зыряне, которым тоже было зап- рещено иметь свой литературный язык, свою письменность. Куратов, начав в 13—14-летнем возрасте писать стихи на языке коми, отстаивал язык своего народа. Позднее, став лингвистом, Куратов писал: «...Когда есть народ, то ему нужно образо- вание; познания же можно передать ему че- рез его же язык... Нам нет дела до будущей участи этого языка, мы должны использовать его теперь, ибо он единственный орган рас- пространения знания между зырянами...» Образование свое Куратов продолжал в Вологодской духовной семинарии. Там он по- знакомился с произведениями великих русских революционеров-демократов Белинского, Доб- ролюбова, Чернышевского. Решив, что никог- да не позволит причислить себя к «черной си- ле», как он называл духовенство, Куратов писал:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2