Сибирские огни, 1940, № 1

опубликованных Мисюревым, в очень ско- ром времени войдут в различные фольклор- ные антологии и учебные хрестоматии». Уже в первом заводском поселке — Гурьевске Мисюрев встретил потомствен- ного мастерового Михаила Филипповича Ко- жевникова. Это очень разговорчивый и очень «памятливый» старик. Он рассказал писателю много ярких эпизодов, которые сохранила >ему память о крепостной поре. И он же первый назвал писателю знамени- тое в свое время имя в Салаире, имя бун- таря Сороки. — Был человек прозванием Сорока. Та- кое творил, такое... Боялось его началь- ство — страсть, — начал старик и совер- шенно неожиданно добавил: — Коль пе соврать, был он кузнец, первой статьи куз- нец, наш гурьевский. Ковать умел лихо... В селе Салаире писатель снова услышал рассказ о Сороке. Но старик Вершинин за- варил, что «беглец Сорока был здешний, салаирский». А потомственный мастеровой Иван Васильевич Черемных добавил совер- шенно категорически: «Сорока — мой отец. Три года мне было, когда я остался от него. Он был из деревни Лучшевой — возле Кузнецка, знаете?» В старом Кузнецке, оказалось, тоже знают про Сороку. Знают и в селе Томском (Томский завод). И здесь, как и в Гурьев- ске, Салаире, Кузнецке, заявили, что Со- рока был «здешний». — Сорока не разбойник был — беглец. Убежал с Томского завода. Сорока был общим любимцем, легендар- ным героем крепостных бергалов на огром- ном пространстве Салаирского кряжа. Но на юге Алтайского горно-заводского окру- га следы Сороки исчезают. Там свои герои: в районе Локтевского завода — Криволуц- ский, в Горном Колывапе — братья Бело- усовы, в Риддере — Селезень. Можно смело сказать, что в крепостни- ческом Алтае не было завода, рудника, прииска, в котором пародная фантазия не воздала бы своего легендарного героя. И мы считаем совершенно правильным ут- верждение А. Мисюрева, что легенды о /беглецах «несли, очевидпо, социально-ор- ганизующую функцию, сплачивая мастеро- вых для протеста». Все герои горнозаводских легенд — сме- лые, сильные, вольнолюбивые люди. «Сорока не стерпел, убил управляюще- го, гласит одна легенда, — народ, как вол- на: куда захочет — 1 туда плеснет и смоет, чего не надо ему... Так и скрылся Сорока... Оп пошел страдать за рабочих». «Много раз они караваны казенного се- ребра отбивали. Вот какой был Сорока Был он за атамана». «А были еще братья Белоусовы.' Те бы- ли похлеще. Было их двенадцать братьев — все фабричные, все — силачи... И ушли в. горы. Пешеходом забежали на самый ка- мень и арканами коней подняли на от'емы скал... Старшой Белоусов навел зверовое ружье, стрелил... Фабричная Сопка затряс- лась, камни посыпались». «Бедных не трогал, а богатого купца встретит — все отберет и накажет ему: «Скажи, что Криволуцкий это сотворил». Он аренду с богатых собирал. Криволуцкий грабежом не занимался, он силой занимал- ся, силу выказывал». Бергалы наделяли своих гороев необык- новенной удалыо, молодечеством. Сорока прыгает на лошадей на всем маху, беглец Ушаков бросает пятипудовые гири. Чалги- на ловят семь волостей, а он костыли при- готовит, сажен пять махнет с колоды на колоду — и нет его! Шишкина ловят ко- мандой в тридцать человек, а он стоит па поляне смеется, орет: «Вот я! Берите!» 1 Возможности простого человека, пусть даже смелого, храброго, но одиночки — ог- раничены. Ведь все направлено против не- го! Но желание свободы, желание торже- ства над поработителями настолько страст- ное, настолько сильное, что бергалы, что- бы дать победу своему герою, награждают его сверхестественными силами. Отсюда, наряду с реальными чертами, тот вымы- сел, фантастический узор, который мы ви- дим в легендах бергалов. Братья Белоусовы пулю в ладонь лови- ли и через плечо бросали. Они же стопу- довый лом в расщелине скалы оставили — «в знак памяти». Криволуцкий в воду ухо- дил. «Подадут ковшик, он в ковшик мырк — и уплыл», или улетал с птицами. Лошадь у Криволуцкого — «не лошадь, а искра! Раз шагнет — и за Алеем!» На золотых приисках, где работали воль- нонаемные рабочие, «контрашные», мечта о справедливой жизни, мечта о защите своих интересов воплощалась в сказочный образ «Горного батюшки». Мисюреву удалось записать несколько 1 Мотив молодечества, который мы видим в записях Мисюрева, не случаен в них. Исследо- ватель Алтайского фольклора проф. Азадоз- ский отмечает в предисловии к былинам, за- писанным на Алтае, что «мотивы молодецкой похвальбы вообще очень распространены в алтайских заиисях. Очевидно эти образы на- ходили какой-то особенно созвучный отклик в местном населении».