Сибирские огни, 1940, № 1

было оставаться в Петербурге, а еще тя- желее покидать его. Имя Петра Ершова становилось хоро- шо известным. Его стихи печатались в петербургских ( журналах. «Конек-горбу- нок», несмотря на отрицательные отзывы критики о сказке, продолжал свой славный бет среди тысяч читателей. Ершов при- обрел известность и среди музыкального мира Петербурга, написав несколько хоро- ших либретто для опер. И творческая сре- да, окружавшая Петра Ершова, стала те- перь несколько иной — серьезпее, вдум- чивее. Он сближается с поэтом Бенедик- товым, с писателем К. Бахтуриным, ста- новится своим человеком в талантливой семье Майковых... Все шло как будто бы на редкость хо- рошо. Правда, с деньгами было скудно, приходилось во всем соблюдать строжай- шую экономию. Но и с этим можно было бы мириться. Беспокоило Петра Ершова другое -— все чаще оп ощущал странное состояние опустошенности. Споры ли о друзьями, философские ли беседы, — все начинало казаться ему ненужным, каким- то нестоящим. Мучительное равнодушие охватывало его подчас в самые интерес- ные прежде моменты дружеских бесед. Оп начинал себя чувствовать страшно одино- ким, и неясная тоска, — стремление к деятельности подавленных обстановкой мо- лодых сил, скованиость юношеских дерза- ний, все чаще тревожили его. Хуже всего было, что это состояние равнодушия пе покидало его и за поэтическим трудом. Когда он писал лирические стихи — они еще удавались. Но как только он брался за свои большие замыслы, —• бессилие охватывало его. Сколько раз оп пытался писать «Ивана-царевича» — все было го- тово для этой поэмы — н сюжет, и- пер- сонажи, — /ничего не получалось. Фанта- зия Петра была пема, и кроме бледных строф ничего пе выходило из-под его пе- ра, Как дале'ки они были от очарователь- ной простоты стихов «Конька-горбунка». Петр в отчаянии бросал перс... Гуляя по улице Петербурга, Петр мучи- тельно старался понять этот великий про- тиворечивый город. Он был для него то дружески близок, то холоден и далек. Что сулит он ему в будущем? Славу или забве- ние, полезную деятельность или только мечтательную тоску по ней? Картины да- лекой, родной Сибири вставали перед его взором, и он жил это время раздираемый душевными противоречиями, колеблясь сделать выбор между родиной и Петербур- гом. «Не потерял ли я силы подобно древ- нему Антею, будучи оторвап от родной земли?» — думал он с тоской. 5 В последний раз передо мною Горишь ты, невская заря. «Прощанье с Петербургом». ^ Однажды ранней весной 1836 года Петр Ершов одиноко сидел в своей комнате. Был вечер. В окнах краснело закатное не- бо. На комнату тихо надвигались спокой- ные сумерки. Думы Петра были не веселы. В этот ве- чер его снова охватило то мучительное чувство неуверенности в себе, в будущем, которое все чаще теперь тревожило его... Жить становилось с каждым днем труд- нее, — денег, получаемых от Смирдина, нехватало. Мать тоскует по Тобольску. «Иван-царевич» не подвинулся дальше первых строк... После яркого заката в комнате было со- всем тоскливо. Петр не в силах более ос- таваться наедине со своими думами. Он взял со стола описание путешествий по северу Сибири и присел на низкую ска- меечку у горящей печи. Понемногу рассказы об отважных рус- ских землепроходцах отвлекли его и буду- щее перестало тревожить. Вот, так же, как Хабаров, Дежнев, Поярков, он будет изведывать новые' земли. С каждой стра- ницей рассказов о приключениях смелых казаков в нем росла вера в то, что и он создан для этого же. Неуверенность в се- бе, только что беспокоившая его, казалась минутной слабостью. Увлекшись чтением, Петр даже не за- метил, как в комнату вошел его това- рищ по университету Ярославцев. Петр с сожалением оторвался от книги, поздоровался и задумчиво пошевелил в пе- чи горящие дрова. Пламя, ярко вспыхнув, осветило Петра, книгу на его коленях. Ярославцев, придвинув кресло и ука- зав па «Описание путешествий», спросил: — Все о поездке в Сибирь думаешь? За сказками? Петр продолжал шевелить поленья ко- чергой. После минутного молчания он от- ветил: — Нет... Что сказки! Созвал побольше старух — вот тебе и сказки. Цель у нас другая... Петр снова замолчал, мечтательно глядя на распадающиеся очертания углей. Ярославцев подождал. Но Петр, видимо,.