Сибирские огни, 1939, № 6

чатываются, волнуют, вновь заставляют! страдать или счастливо улыбаться — од­ но, два впечатления». И впечатления, пережитые Юля в тот день, когда ее втолкнули в комнату к Асе Елизаровой и Евдокии Андросовой, вошли прочно в ее сознание, хотя им сопутство­ вали тяжелые и мучительные факты, мо­ гущие привести к гибели, к физическому уничтожению, когда она была до смерти измучена, затравлена и опозорена. Когда в комнату влетело маленькое те­ ло, обо женщины в ужасе вскочили. Тело осталось неподвижно лежать на полу. Пер­ вой опомнилась серьезная якутка Евдо­ кия Андросова. Она повернула Юля на спину и изумленно подняла брови. — Женщина тунгуска... и вдобавок ре­ бенок. Оиа-то чем досадила этим банди­ там?! Очнувшись, Юля стала дико кричать. Никакие уговоры Боди па гае но действо­ вали. Елизарова кусала ногги, чтобы са­ мой не расплакаться. Андросова трясущи­ мися руками свертывала себе папиросу. Крики и рыдания перешли в тихий плач. Потом всхлипывания стали все ре­ же и реже. Наконец, она затихла и зас­ нула. Ася шепнула: — Опа безумно красива. Бедпый, бед- пый ребопок. I Она стала бережно очищать лицо, пле­ чи и груди Юля от грязи и пыли. Юля во сно мучительно вздрагивала. 12 — Юленька, ты не боишься? — Нет, Асья, с тобой - пе боюсь. Я теперь ничего пе боюсь. Ты помрешь* кричать не будешь. Я помру, кричать но буду. — О смерти пе будем думать, но я кри­ чать не буду! я смеяться им в лицо буду. Я плюну в лицо Череповичу. — И я смеяться буду, Асья, я плевать буду. — Так, девчоночка. Еслп мы останемся в живых, ты поедешь со мной в Якутск? — Да и Зарянка поедет. — Да. И Заряпка поедет. Ты любишь его? — Слушай, Асья, вот здесь. Бьется сильно. Бот так кричит: «Зарянка, Заряп­ ка, Зарянка». — О, рядом быот кого-то. Слышите? — Они дерутся между собой? — Нет, кого-то привели. — Какие-то женщины заплакали. — Выстрел. — Евдя, что будет с памп? — Не знаю, но я Череповича задуш перед смертью. — Тише. — Что? —• Тише. Идут к нам. — Евдя, дай твою руку. Ты плачешь? — Я от злости плачу. Я буду кусатьо — Тише. — Асья к нам идут? — К нам девочка. Тише. — Еще... кого-то убили. Как тяжел упало тело. — Они расстреливают жителей. Гады, гады... — Юленька, обними меня крепче. Т пе боишься? — Нет, Асья. Только Зарянку виде! хочу. — Откуда это ползе! свет? — Он удаляется. Опять темно. — Что они с нами сделают? — Расстреляют. — Сначала замучают. Евдя, я пе боюс но за этого ребенка орать охота щ ш мир. - ' — Ушли? Ася хрустнула пальцами. Юля туг смотрела в темноту. Больше никаких стр даний уже не может быть. Она пе знал что можпо еще смеяться и петь пере смертью. Вот Ася шепчет: — Ушли. Сядем опять рядом, а я петь буду потихонечку. ' • — Не шей ты мне, матушка, Красный сарафап. Не вводись ты , милая, Попусту в нз’ян. — Юля, какая у тебя шея тепленька и жилка чуть вздрагивает. А все-таки не верю, что нас не может ничто спастп. — Ох, как мне Якова жалко. Услыгал он, что меня в живых нет, реветь буде втихомолку. Яков — мой муж, Юленьк. Он серьезный такой, строгий. — Тише, Ася, ты говоришь слишк® громко. — Не все лп равно, Евдя? — Асья, расскажи «ще, как ты жила'1 — Как я жила? До революции почт нпкак пе жила. Была у меня мать вдой имела домишко, квартирантов держала, а в гимназии училась. Вертелась на вечера