Сибирские огни, 1939, № 6
чем же ты хвалишься своей удалью, затем вы вое хвалитесь, что хорошо жить теперь все будут>. Зарянка страстно ответил на укор. — Подожди, Юля. Он убежал, не слыша ее бессвязного шалота. Ей стало страшно. Казалось, что Зарян ка приведет людей. Будет шум, крики, избиению — опять кровь и стоны. Каждое движение вызывало боль. На ногах не было торбосов. Опа убежала из чума так, как была, в одних заячьих чул ках. Теневь ноги застыли, а она не имела силы подобрать их под себя, встать на них, чтобы кровь переливалась сильнее. Она прислушивалась к своим болям. В них было какое-то новое ощущение. Тошнот подкатывалась к горлу. Опа ста ла равнодушной к тому, что будет. Облака низко нависли над пей. В пих по было пи радостных, ни скорбных красок. Юля тупо смотрела, как таяли и совер шенно исчезали деревья. Смутные шумы от стойбища долго отдавались тонким зво ном в ушах. Потом и они затихли. Внезап но боли усилились. Они возникли в животе. На тропинке зазвучал смех. Партизаны шли за Зарянкой. Впереди с плачем бежал толстый старик. Едва он останавливался, Зарянка подталкивал его прикладом. Смех умолк. Юля услышала, как кто-то встре воженно закричал. В наскоро поставленном тордохе, кор чась от болей, Юля в одиночестве родила мертвого, недоношенного ребенка. ГЛАВА ТР Е ТЬ Я 20 В редких таежпых поселках мужики сумрачно дымили самосадкой. Чорт те што! На жилухе народ власть новую уста новил. с землей хозяйничает во всю, а по всей Чаре еще дребедень идет. В урочищах Тунпгрпшх еще имели силу поже.тгегшио листы бумаги, па которых когда-то писаря кудряво выводили, кому каким угодьем владеть. И хоть в посадках па каждый двор поч ти по два охотника приходилось (отец с сыном или брат старший с братом малым, или тесть с примаком), и хоть па таежных плешинах, у гольцовых острогов, раскину ты были сотни юрт и юртенок, полубре- вепчатых балаганов и дырявошкурных тордохов, а «се ate охотничьи угодья при надлежали но всем, а только избранным: Даниле Карганееву, Кузьме Нифонтову, князцу Нестерову, кулаку Смолину, кулаку Афанасьеву. Связь с Леной совершенно прекратилась. По поселкам хозяйничали белые. Подвоза продуктов и товаров не было. Ее 'с чем было пойти белковать. — Ну, пу... — крутили 1 бородами мужи ки на избяных завалинках. Горестно вздыхали в ответ по юртам, юртенкам, ураоам, балаганам, тордохаи Тунгира, Женщины бросили в чайники последнюю пыль от чая. Висла на раска ленных железных печках лепешка из по следней муки. Вздыхали поселки, вздыха ла тайга. Мерещились олекминсгае мага зины. Полз упорный слух, что там бедноте выдают товары, по вот попробуй добрать ся туда черее заставы белобандитских от рядов. И русская и эвенкийская беднота широ ко вливалась в партизанские отряды. Н» они не имели оружия, были плохо одеты и- обуты. Вся зима проходила в мелких стыч ках. По мере того, как па Лепе таяли последние жалкие остатки эсеровско-бело- гвардейоких бапд, их отряды, зашедшие па Чару и Тожко, теряли связи с централь ным командованием. Окруженные зверею щими от голода н ненависти посольскими мужиками, молчаливым^, не 'внушающими никакого доверия эвенками, белогвардейцм не осмеливались бродить по тайге, а ска пливались в двух-трех поселках. 21 ' \ И опять наступала весна. Снега на вер шинах гольцов были подобны расцветшему богульнику, так розово они сверкали. Ты сячи горных потоков ревели, сбегая вниз, скатывая огромные камни с гор. От напора весны шумно падали высокие сгнившие кедры. Вся тайга весело шумела легкими ветрами, вскрывающимися речками. Долила налилась свежестью. Партизаны мощным потоком шли к Лепе па соединение с бо дайбинскими горняками. Осталось выкурить беляков с Тунгира, но путь преградили бурные весенние потоки i гор. Партизаны осели, ждали, пока лемного стихпет шумливый говор гарных водопадов. Все больше зацветали алые богульники. Стаи вал последний снег. На прогалинах сходи лись сохатые в боях за любовь. От зари до зари ходили быки, сцепившись рогами, пока слабейший не падал. Жизнь Юля расцветала, как весна *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2