Сибирские огни, 1939, № 4
них рублей, только бы люди перестали донимать ее злыми словами. Вот если бы вместо лысого был Сень ча Бабапаюо-в!.. Еще недавно Полинка вместе с юнцом видела счастье свое ©деньгах, в нарядах. Она не хотела походить на бергальских женщин, забитых, истомленных, в замыз ганной одежде. Она хотела, чтобы жизнь ее была осо бенная: не такая, как у всех женщин, а чтобы был в этой жизни'интерес. Она думала, что найдет этот интерес, обрядясь в кринолин. Чтобы всо завидова ли ей. Но она встречала не столько зависть, столько презрение. Подпоручик был молодой и румяный, его еще можно было терпеть, Полинка даже начала привыкать к нему, но он передал ее лысому ярезусу. Много грязи налипло на -ее душе, и ей опротивела ее собственная продажность. И она поняла, что по-прежнему, от са мых давних вечорок, от прошлогодней вес ны, когда сопки начинали зеленеть не стерпимо ярко, — она любит Сеньчу, сме лого Сеньчу из рода штрафных. Если переломить себя, если вытравить из -сердца эту любовь, которую нельзя разменять на деньги, то останется одно: ко-сой дождь с ветром, сумерки, грязь на оборках кринолина, грязь, в 'которой увя зает городская хваленая обувь, грязь на душе, грязь. XII Беглецам к зиме стало худо. Далеко от Салаира, в вершинах Алам- бая вырыли они яму, обложили дерном и хвоей. Жили в ней, как звери. Почернели, обросли дикими бородами. Почти ©сеида дрожали от осенней лесной сырости. Питались орехами; вблизи было сколько угодно кедров. Хотели раздобыть коней, но это не уда лось. Была схватка с пастухами. Табун принадлежал мужику-богатею Евстигнею Бурых. Он опутал долгами чуть ли не всю -округу. Пастухи знали, что не свое стерегут, дрались не очень о-хотню. Сень ча остался невредим, Егорше поранили ногу ©тяжком — просекли ко кости, хо рошо, что кость не сломали. Оеньча за маялся, когда тащил его на спине в бер логу. Приложили к горящей -ране листья, про хладные, мокрые от дождя, завязали опо яской. Листья ие помогли. Нога разбаливалась п^ще. Где вы, города с добрыми молодчиками, раздающими красный товар, где? Знатный бе-глец Сорока знает Пути, но не откликнулся он на зов. Сеньча сказал Егорше: — Скоро ©нега падут. Как зимовать бу дем? Егорша ничего яе ответил. Лежал на дне ямы врастяжку, хотелось ему поже вать сухарь, но не было сухаря. Товарищ его сидел рядом. — Я-то пути найду, — сказал Оень ча. — А ты как? Молчал Егорша. Ныла воспаленная ра на, и нечего было говорить. — Я пути найду, — упрямо повторил Сеньча. — И как это тебя угораздило под отяжок подвернуться? Забегал бы с пра вой руки да на коня, да в чернь. Упрек не обидел Егоршу. Если бы не Сеньча — пастухи -скрутили бы его, до ставили бы в Салаир, и сейчас он ждал бы жесточайшего наказания, верной бы смерти ждал. В -схватке Сеньча вел себя достойно са мого Сороки. Бил кайлой. Егорша тогда не то чтобы струсил, но не было у него задора, он двигался слиш ком неповоротливо. Ухватил за гриву бу ланого коня, занес ногу, чтобы сесть на него, а тут обожгла боль, и Егорша меш ком свалился в сырую траву. — Ползи! — крикнул Сеньча. — Ухо ди в чернь, я отобьюсь. И он отбивался:, медленно отступая, по смеиваясь злым смехом, зорко глядя, что бы пастухи не зашли сваяи Свистала, описывая большие круги, кайла над его головой. Егорша, превозмогая боль, за полз в овраг, Сеньча -догнал его потный, радостный. Пастухи отстали. Теперь на верняка говорят, что из черни выбегал Сорока, вспоминают его со страхом и ува жением. Но коней беглецы так п не до стали. — Давай думу думать, — продолжал Сеньча, — как бы нам не пропасть. Ос тавлю тебя в яме одного, сиди себе, соси корешки. — Оставишь? А ты куда? — Мое дело — куда. Но брошу, не бойся. Ворочусь на коне, тебе коня приве ду. Побежим тогда на барнаульский тракт
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2