Сибирские огни, 1939, № 4

плакал от умилений и страха, тго украдут его богатство, надежду, радость. Он прятал деньги за жоны и пере­ прятывал пвд перину. Он разделял их на части, скрывая в разных закоулках свое­ го дома и собирал вместе, чтобы снова и снова пересчитать, проверить, подержать в потных трясущихся руках. Деньги, когда их скопится достаточно, дадут ему откуп от бергальства, от казен­ ных работ в горе, ют розг и шпицруте­ нов, от службы подневольной. Он наймет деревенского парня и представит началь­ ству вместо -себя. Перед сделкой родня парня и сампарень долго будут куражить­ ся, ломаться, заставлять поить их вином изо-дня в день, много дн-ей подряд. Потом родня заплачет, примет от Зале- c.ова деньги, парень полезет в шахту, а Залесов станет вольным человеком. Может быть, у него останется малая Толика ассигнаций и серебра, чтобы заве­ сти торговлишку всякой всячиной, заку­ пая в городах дешевые вещи и перепрода­ вая их бергалам по тройной цене. Здеш­ ний народ падок на городские диковины. Молодежь мечтает о ситце и ситцевых рубахах и сарафанах. Бухарских купцов с их цветистыми азиатскими тканями давно уже не стало в этих местах, начальство хочет, чтобы были русские купцы, как можно больше русских купцов. Какое счастье привалило Залесову, что его дочь пошла по офицерским рукам! Клад, а не дочь. Он понимал: Полинка должна выглядеть как можно привлекательнее и не ску­ пился на наряды. Одел и младшую дочь — она еще очень молода, глупа, но пора и ей последовать примеру Поливки. Пусть добывают деньги двойной тягой. Сыновей у него нет. Может, это и к лучшему: сыновьям бы пришлось уделить часть нажитого. А дочерей мало. Больше бы надо дочерей! Часто сидя на своем ларе и с отвраще­ нием потирая выбритые казенным ци­ рульником щеки, где бы должна расти ку­ печеская окладистая борода, он упрекал жену: — Дура ты. Дура, Не могла больше до» черенок народить! Была бы еще такая же девка, как Полинка, я бы уж сейчас от­ купился. — Не греши, Петрович! — всхлипы­ вала жена. — Стыд от людей принимаем. Бог накажет! — Кому бог, а я сам не плох,,— вор­ чал Залесов. — Стыд? Ишь ты, стыд! А в бергальстве пропадать, под лозы ито­ житься голой задницей — это тебе но стыд? Пошла вон, дура! Залесиха жила около мужа с его ларем, около разряженных и размалеванных до черей, как кошка, которой почти не заме­ чают, у которой нет ума. Если надоест своим мурлыканьем, можно ее толкнуть ногой, она отойдет. Если Заломву не нужно было выходить утром на работу, он все равно вставал с петухами, садился на ларь и ждал Полин­ ку. — Принесла? — горячо спрашивал он, едва дочь показывалась на пороге — Сколь? Он вырывал у нее деньги, совал куца- нибудь подальше, к паукам, в тот угол, где много паутины. — А лысый-то скуп, — говорил он о презусе. — Его благородие подпоручик давал щедрее. Ну, чего уставилась? Тебе не все равно, куда я деньги кладу? — Тятенька, дожди принялись, у меня по грязи ботники рвутся. — Рвутся? Ты бы по лужам не ходила, стороной бы ходила. — Как же, тятенька, стороной: хожу ночами, ничего не видать. — Стороной ходи, корова! Сегодня —• ботинки козловые, завтра — шаль гарус- пую, послезавтра еще чего? Эдак вовек от бергальства не откуплюсь. Полинка уходила поплакать в другую светлицу. Теперь она плакала каждый раз, воз­ вращаясь от лысого. Уж очень он был ей противен с его костяной головой и лени­ выми, холодными руками. Ей начинало казаться, что не козловые ботинки рвутся — рвется ее душа. Все ее бахвальство пропало, она была растеряна,' подавлена тем, что ей прихо­ дилось делать. Косы ее сами собой распле­ тались, ломались брошки, терялись ме­ дальоны, отскакивали медные пуговицы. Она не знала, как скоро лысый прогонит ее, не знала, сколько еще денег нужно от­ цу, и не смела спросить. Недоумение и тревога заставляли ее плу­ тать в темного по закоулкам, а не хо­ дить прямо по главной рудничной улице. Один раз она потеряла целый рубль, уро­ нив его в лужу, и ей нисколько не захо­ телось найти этот рубль. Не нужно ника'