Сибирские огни, 1939, № 4

окого, заводов Гурьевского и Гавриловско- то, по примеру прошлых лет, погнало в •ближайший 'кедровник всяких незанятых в шахте или при огневом действе людей. Это была для начальства лишняя статья дохода: сибирский кедровый орешек, такой сочный, маслянистый, вкусный, всегда славился далеко отсюда, его продавали на многих ярмарках империи Российской. Рудничных женщин согнали на площадь вблизи бергамта. Им велено было притти •с катками и терками. Груды кедровых ши­ шек лежали у ветхой каменной стены. Бергальсюие женки в самотканных некра­ шеных сарафанах, с рогатыми шашмура- ми1 на головах пришлись за работу. Не­ сколько шишек бросали на деревянную терку с рубцами, такую же, как для стир­ ки белья, били катком, растирали на тер­ ке, вылущивая горы орехов. Инвалид гор­ ного батальона, подпираясь костылем, сле­ дил за работой женщин. Когда инвалиду казалось, что они расшумелись чересчур или уж очень громко поминают недобрыми словами начальство, он поправлял кивер, выпячивал грудь ю медалями и коман- ■довал: —-Цыц! Женщины иа время затихали. Инвалид, ковыляя, подходил к ним, брал горсть орехов и, ущипнув одну из толстых и подмигнув ‘ей, удалялся к стене, чтобы грызть орехи, подкручивать седые усы и вспоминать о прошлых баталиях с берга- лами-беглецами. Инвалид, хоть и подкручивал усы, был не ахти какой бравый, а скорее — облез­ лый, просто — гарнизонная крыса. Был он безродный и безрадостный, вроде егор- шиных горемык. С чужеземными врагами отечества воевать не пришлось, гордить­ ся нечем. Всю жизнь прослужил в горном батальоне, ловил беглых бергалов, на этом дело ногу потерял. Всю жизнь бергалы его терпеть не могли. От этой службы душа его выцвела, стала серой. Он и с бабами заигры!вал нехотя —1-отбывая повинности, и они молча отворачивались, как будто и не было никакого служаки. Но вот явилась девица румяная, насур- мленная, в радужном сарафане покупного ситца. Она пришла гораздо позднее 'Других, но даже и виду не показала, что боится наказания. Гордой походкой, побрякивая! медными деньгами ожерелья, пересекла она площадь и как бы нехотя стала вы­ 1 Род чепца. бирать шишки у стены. Вид у нее был такой, как будто она пришла на рынок или даже на большую ярмарку и выбира­ ет самые круглые спелые шишки, чтобы купить их. Бергальские жены оживились, служака зашевелился. —- Вот Полиика-модница, стыда не имеет! — Мы уж тут сколько времени, а она Только сейчас изволила ясны очи про­ драть! — На господской пуховой постели спит­ ся сладко!.. — Тебя отец за тридцать рублев про­ дал аль за пятьдесят? — Ассигнациями или серебром1? — Серебром, наверняка! Он, старый чорт, выгоду знает, не продешевит! — Эй, Полинка! Деньги-то где запрята­ ны? У отца в чембарах? — Цыц! — гаркнул страж. Сдвинув черные полукружья бровей, По­ линка стала делать то, что делали все женщины на этой площади. Работала она рассеянно, неохотно. Женщины то и дело кололи ее злыми словечками. — Тут тебе не офицерская спальня! Робить пришла — значит робь! — Она, бабоньки, боится руки свои шишкотером попортить. — Офицерский горный чин — слад­ кой... Ох, я сладкой!.. Полинка молчала. Она ответила только тогда, когда девицы ее возраста стали спрашивать с затаенпой завистью: — И что же это, Полинка, на нотах-то у тебя? Отродясь мы такого не видывали. — Ботинки Козловы на аглицких каб­ луках, — самодовольно отвечала Полинка, приподымая подол сарафана, чтобы все ви­ дели ее обувь. — О! Из каких же мест привезены? — Из Кузнецкого городу от купца Га- русова. — О!.. — И ситец покупной на сарафане... Хо­ рошо тебе живется, Полинка, — грустно сказала одна острлицая. Остальных зло взяло, они начали двигать руками так ожесточенно, что работа пошла любо-до­ рого. Наконец, загудел колокол. — Служивый, — сказали жены, — ты нас отпусти. Мужики наши отробклись, ворочаться домой будут. Пока идут, мы бы хоть заваруху варить поставили.