Сибирские огни, 1939, № 4
— Молод, глуп. — А ты умен? В эдаком уме проку нет. Червивый, слова как червяки! У!.. Сеньча не то шутя, не то в самом де ле замахнулся на горемычного. Тот с’е- жился, заковылял в сторону. V III Ветер, знаменитый ветер Салаирского кряжа, почти никогда не стихающий, кру тил но улицам ореховую шелуху. Егорша брел из лазарета похудевший, тусклый, смутный, с грязным бинтом на шее. Его еще не выписали, он недостаточно окреп, чтобы перенести пятьсот палок, но он Христом богом отпросился повидаться с родными. Брел, не замечая красок дня, чувствуя только, что ветер освежает его после ла заретной духоты. Ветер — приятель всем узникам, вышедшим на волю, он зовет за тридевять земель. Он — смелый и озор ной, свист у него от начала веков моло децкий. И мне насвистывал ветер и бод рят, и звал, освежая «сердце мое. И я прошел путями Сороки, холод его ночей на моих щеках. Повстречались Егорша с Сеньчой вблизи кабака. Сеньча сразу начал его стыдить. — Эх ты! самоубивец! Чего ради пять сот палок заслужил? — Невмоготу жить. — А как другие живут? — Пускай живут, а мне — невмоготу. — Земля слухом полнится: ты больше из-за Полинки порешить себя вздумал. Эх ты!.. По крайности ее бы ножиком ткнул, а зачем же себя? — Невмоготу... — Брось! Мы с тобой еще белый свет не видывали, зачем же раньше времени помирать. В Кузнецком городу ты ведь не был? — Не был. — И я не был. А знающие бают: ух, город какой! Только бы разок взглянуть, хоть одним глазком. — А чего ж там, в Кузнецком городу? — Острог там велик, на всю Сибирь. И всего много, всяких диковин. Купцы дер жат лавки с красным товаром — бога тейшие купцы, капитальные купцы. У купца Попова дом — семьдесят семь ка мор, пять каморок, двадцать пять свет лиц. И везде —■красный товар. — Но? — Вот тебе и но! По праздникам товар даром раздают: хочешь — бери, хочешь— пет. Как породит царев день — зачина ют из пушек из острога на горе палить, и купцы раздают красный товар: все равно им девать некуда. —•Врешь? — Вот тебе и врешь! А ты ситчику отродясь не нашивал и на Полинку поль стился, что она в городской лопотине хо дит. Эка невидаль! В городах этого все го — пруд пруди и девок таких и баб. А есть город Барнаул, где главное началь ство. Всем городам город, отменный го род... Сеньча запнулся. Он не знал, что_ ска зать о Барнауле, он слышал о нем только темное и кровавое. Туда отправляли тех провинившихся бергалов, чья вина счита лась самой тяжкой, и никто не возвра щался оттуда. Ему хотелось ободрить Егоршу. Но он не догадался, что бы такое приятное сказать о Барнауле, и загово рил, понизив голос, о другом, чему вполне верил сам и что служило ему поддержкой, опорой. — Летось рудовозы сказывали: пока зался; де на Аламбае Сорока и собирается забежать к Салаиру... И углежог сказывал; один тайно: видали Сороку за Гурьевском, уетиповские мужики видали за Томью... —•Сорока?!. Егорша немного оживился, стал спра шивать — верны ли слухи. Сеньча уве рял, что верны, и ему еще больше захоте лось ободрить Егоршу, распрямить его сильные плечи. И сами собой вырвались у него затаенные слова: — Давай убежим! Чем помирать — убежим! Может, Сороку встретим, возьмет нас бегать! Егорша как будто проснулся. Медлен но поднял голову, сжал кулак. Это был очень большой, очень увесистей кулак. Этим кулаком при случае вполне можно сбить с ног солдата горного батальона. Этим кулаком... Да мало ли что можно сделать таким кулаком! И как бы впервые после давящего сна он увидел многое. Все кругом зеленело, сверкало. Крыши домов казались красными от заката, стены были в тени. Ему ©делалось приятно от того, что бе жать ему предлагает Сеньча Бабаиаков, у которого в роду было столько беглецов, сам Сеньча Бабанаков, хитро прищурив ший левый глав! Сеньча спросил его: ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2