Сибирские огни, 1939, № 4

новых детей. Дети когда-нибудь вырастут, разроют горы, придумают машины и кни­ ги, будут жить, в свою очередь гуляя при луне и долгим трудом устраивая и улуч­ шая жизнь. Но жизнь была еще швсем неустроен­ ной, трудной. Трудно было Сеньче спро­ сить Полинку, зачем она это делает — язык не поворачивался. Но она сказала сама: — Отец велит. И опять не поворачивался язык, не стало слов. Сеньчу и тяпуло к ней, и бы­ ла она уже чужая, противная. Он плю­ нул, ушел. Красовалась надо всем этим луна. Ему захотелось булыжником что ли запустить в невозмутимо сияющую небес­ ную рожу. Подумал, подущл, шагая так равмаши- сл’о, так будто боялся заслужить пятна­ дцать ударов лозами за опоздание на ра­ боту. Решил: — Нет, надо попробовать уломать ее отца, припугнуть хорошенько кайлой и ножом — не отдаст ли Полинку замуж за него, Сеньчу. Добиться, чтобы перестала она ходить к офицерам. Нельзя от нее так быстро отступаться, нельзя! Она — красивая, славная, на хорошую птицу по­ хожа, и голос у не© звонкий, птичий, да! Эта мысль понравилась ему, приободри­ ла его и юн даже прщелшуя пальцами. Днем в кабаке подсел к нему горемыка. — Полинку твою видел намедня. — Она не моя. — Была твоя, мне все ведомо, насквозь вижу всех, меня не проведешь! — Ну н что же? — А то, что добра тебе желании совет хочу дать. Плесни-ка, парень, винца. — Пей, не жалко. Давай совет. — Крепкое винцо, как наше горе креп­ кое, ничем не (разбавлено! Ты, парень, от нее отступись. Пропащая она. — Ну нет, не пропащая. Почто про­ пащая? Не своей волей пошла — отец заставил. Ум девичий иначе повернуть можно — будет баба как баба. — Ой, не повернуть! Надорвешься! У тебя — что? Один пониток дерюжный, один халат, рубаху ситцеву имеешь ли, нет ли, того уж не знаю. Бергал ты, бер- гал, да еще в порочные того и гляди уго­ дишь, в штрафные, да пмя, глядишь, в списках потеряют... У господ офицеров — мундиры, и треуголки праздничные — вон с висюльками какими, на поларшина, и шпаги у ни у , и деньги, деньги! Да они тебя в порошок сотрут, бергал! Да как, с ними тягаться осмелишься? — А вот потягаюсь. Поливка меня лю­ бит. — Нет! Кабы любила, утопилась бы, а отца своего не послушала! Плесни-ка вин­ ца. Все тебе открою, что от глаз челове­ ческих спрятано — срамное-то нельзя по­ казывать. Полинка твоя к его высокоро­ дию военного суда презусу ходит. Его вы­ сокородие годами еще не стары, а голо­ вушка-то вся лысая, ни единого волосоч- ка не осталось. И с чего бы тако? А вот: грызет сего начальника и господина срамная болезнь, французская болезнь,, сие у господ горных чиновников часто бы­ вает. От нее волоски-то и повылазили. От лазаретных служителей ведомо, прав­ да! И Полинка твоя такая же: срамная- то боль прилипчива... И у ней волоюы-го повылезут, красавица твоя лысая зачнет щеголять... Хе-хе-хе! — Врешь! Хлопуша ты, врун! — Ой, парень, прожил я век, а не врал, не хлопал. Тебя жалеючи говорю. И вот еще тебе сдаво: води, думаешь, она красивая. В сердце ее красоту бережешь? А я вот видел намедни... Горемыка пригнулся и, хихикая, зашеп­ тал в: ухо Семке отвратные слова. И кон­ чил вслух: — Выходит она из офицерского дома, сарафан-то стало быть поправляет, тооо- пится, чтобы кто не увидел, вертится, обирается, клюет сама себя, как вшивая курица! Со всех сторон неладно, она и вертится! Хе-хе! Вшивая курица! Сеньча вскочил, опрокинул посуду с вином, ушел, хлопнув дверыо так, что все гуляки тоже повскакали с мест, опроки­ дывая и разливая вино: кому почудился обвал в ближней шахте, кому — взрыв казенной конторы — бергамта, учинен­ ный, быть может, беглецом Сорокой. С тех пор Сеньча не мог уже думать, как бы жениться на Полинке, и не ду­ мал. Нет, она не горная прекрасная пти­ ца со звонким голосом. Она — вшивая курица. V II И случилось такое, чему хотелось ра­ доваться, а на деле нельзя было радо­ ваться. Однажды проснулся Сеньча рано, хотя еще бударь не прошел по домам, чтобы