Сибирские огни, 1939, № 4
II Тем временем Егорша догнал Полвнку. Она, видимо., торопилась и шла в сторо ну церкви так быстро, как только ей по зволял кринолин, цеплявшийся за придо рожные кусты. — Эй, Полинка, постой! Прежде, чем она остановилась, Егорша ухватил ее т локоть, прислонил к ты ну. — На тебя, Полинка, вся) надежа! Нев моготу мне жить!.. Шахта — она черная... темно... Людей дерут безвинно... Отца за гоняли шпицрутеном. Я в строю стоял, своими руками держал окаянный прут, бил по родному телу... Кровь бежала гу стая... Клюкву раздавить — такой сок бе жит... Отцовская кровь... — Ты пьяный, что ли? — спросила она. Егорша ие расслышал. Он говорил п говорил, сбивчиво, путанно, глухим тре вожным полушепотом, как будто выходя щим из-под земли, ив глубокой шахты; —• С той поры душа и надломилась... У нас горемыка — знающий, он бает: ду ша, как ветка. Надломится — расти пе рестанет, сохнуть зачнет. Может, залез в меня червяк, точит. — В кабак иди, Егорша, в кабак. Це ловальник в долг поверит. Чего ты мне наговариваешь, какая тому причина?.. — А такая причина, что без тебя мне вовсе не житье. Отец окивой был, тебя мы сватать собирались, думали— началь ство позволит. Полюби . меня, Полинка! Моя душа зарастет, буду я человек, ра ботник. Залечи мне душу-то! — Я ведь не колдуница, — сказала она, сдерживая смех. Уж очень чудным показался ей Егорша с его диковинным разговором. •—- На бергамте в ноги падем господам офицерам. Я им скажу: отца задрали, а я неженатый остался, как быть? Дадут по зволение, обвенчаемся, новый дом поста вим на горе, чтобы ветром обдувало, чер- нншник там на горе, и кислица тоже там. Говоря, он не замечал, что Полинка да вится обидным смехом, что лицо ее, от природы смазливое, разрисовано грубо и кричаще: брови и ресницы слишком гу сто начернены сажей, а щеки чрезмерно красны —- она их натерла раздражаю щим кожу корнем бадяги. Может быть, она была бы свежее п лучше, обмыв ли цо ключевой водой и заменив широченную юбку на обручах простым сарафаном. Полинка отворачивалась, чтобы не захо хотать наа его словами, и думала: «Скоро в управительский дом пойду прислужницей. Дом — полная чаша. Куда ты лезешь, Егорша?.. -Вот если бы еще Сеньча Бабанаков... . тот ловкий, весе лый... Этого быка свали. Да все едино— бергал. Надо от бергальства избавлять ся». И она крикнула: — Пусти меня! Я тебе не пара! III Жил Егорша по соседству с тремя ста рыми горемыками. Они ютились, мыкали горе в плохом домишке, полусгнившем и поросшем грибами, и Сеньча Бабанаков шутил, что они .вместо заварухи варят се бе из тех грибов суп-рататуй, благо не надо в лес ходить. Горемыки были давным-давно взяты в бергальство из дальних деревень по рек рутскому набору, прослужили в рудниках столько времени, что потеряли счет го дам, а все не выходила им полная отстав ка и пенсия. В шахту их уже не гоня ли — очень дряхлы они, слабосильны. Приставили разбирать руду вместе с ма- лолетами. Эта работа считалась леткой, но для старичков была невыносима. Отде лять пустую породу от содержащей се ребро приходилось под открытым небом. Негде укрыться от ветров, дождей, мо телей. Одна только конская шкура была разостлана на земле, чтобы хоть не в лу же сидеть или не на снегу. Горемыки хворали но столько от ста рости, сколько от всяких проютуд и по боев, перенесенных не раз и не два. По сле двенадцати часов работы они, охая, ковыляли домой, чуть живые. Кое-как за тапливали печь, валились греться. Когда понемногу утихала боль в суста вах, инвалиды начинали говорить о том, о сем, вспоминали о родных деревнях, се мьях, покинутых когда-то не по своей воле. — Я ведь женатый был. Ей-богу. До- черенка была, звали ее... Инвалид кашлял, чтобы ■скрыть сму щение: не мог он припомнить, как звали дочеренку. — И хозяйство было? — Как же! Дом пятистенный... — Врешь ты, плутуешь, — говорил
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2