Сибирские огни, 1939, № 4
т .к я на работу в цех. Его приняли черно рабочим. Доменная печь вначале пушда: беше ные струи пламени, гудешие, постоянная опасность попасть из-за неловкости в бе ду. Сметливый, ловкий, Инютин работал за двоих. Он с завистью смотрел на гор нового, — хотелось поскорее самому встать к горку. Но кичливый уральский мастеровой Савко, горновой старой закал ки, на вопросы любознательного паренька отвечал грубо: — Какого чорта ты поймешь в домне? Вот она какая, матушка. Это, брат, не ло патой землю ковырять... Подручный, удрученно вздыхая, прини мался стона за очистку канав. Часто к печи приходил другой человек, спокойный усатый мастер, о котором пре- мела слава на (заводе, как о самом знаю щем доменщике. Он заметил жадные глаза молодогочерно рабочего, его тяготение к горну, иногда подходил к нему и, чуть улыбаясь, трогая рукой свой длинный ус, говорил: 1— Ничего, молодежь. Все научимся де лать. Будешь, Инютин, горновым... Бу дешь... Это был обер-мастер Ровенский. Когда он, седеющий, но высокий, могу чий, стоял среди це;ха, дымя толстой па пиросой и острым глазом замечая все, что делалось около печи, — всем людям рабо талось легче, уверенней. С ПавломИнютиным онразговаривал вс,о чаще и чаще,, потом пригласил к 'Себе на квартиру. Рассказывал о своей интересной жизни, о большой работе доменщика. Эти часы дружеской беседы были хорошей школой для будущего горнового. На работе Инютин, ревниво следя за каждым движением горнового, улавливал и накапливал навыки. Каждый день рабо ты приближал его к горну печи. За два года Инютин освоил работу шлаковщика, второго, а затем и первого подручного горнового. И, наконец, счастливый день — он у горна. t Старший горновой ушел в отпуск и не вернулся. Ивютин встал на его место. Было и радостно и тревожно стоять у лётки гигантской домны. Но подходил Ро- венский, одобрительно басил: — Ничего, Инютин, не робей, научим ся! — И Лаврентий Кузьмич показывал горновому, как надо просушивать горно, быстро и точно пробивать лётау. ■ Молодой горновой с каждым днем рабо тал уверенней. Огромная печь становилась понятной, он учился видеть сквозь ее тол стые степы, чувствовать, каю рождается металл. Болезнь приковала Лаврентия Кузьмича к постели. Инютин навещал его. Сидя у постели больного, он внимательно адушаш последние рассказы учителя; его послед ние слова о самом любимом: о горячих, рождающих металл, печах... — Вот бы таким мастерам сделаться, — думал горновой, — так бы все знать, как Лаврентий Кузьмич... О Ровенском горновой всегда говорит с сыновним уважением. * Смутные подозрения рождались в голо ве молодого горнового. Глина, которую подавали для забивки лётки, была жидкой, грязной. Горновой тщетно поливал горно из шланга горящим газом, раскаиенным воздухом, — лётка не просыхала, выпу скать чугун было опасно. Но мастер, гор ластый, здоровенный, на недовольство гор нового орал: — Надо еще жиже глину... Ничего но понимаешь!.. И горновой, скрепя сердце, снова заби вал лётку сырой глиной. Но подозре ния росли: мастер давал путанные распо ряжения, толкал горнового к неверным действиям. Когда плавка не удавалась, мастер распекал горнового. Инютин решил поговорить с начальником цеха. Но тот агмахлгулея: , — Мастер опытный, старый... Больше тебя, Ишютип, знает... И что тебе волно ваться? За печь он в ответе... — А я что — не отвечаю?.. — (удивил ся горновой... Лаврентия Кузьмича, обер-мастера, учи теля в цехе не было. Он был в Москве, на сосши ЦИК СССР. Больше ни с кем Инютин говорить но посмел. Однажды глину подали совсем негодную, она расплывалась, ясак грязь. Взволнован ный Янютин заявил мастеру: , — Не буду такой глиной заряжать пушку! — Заряжай! А но то к чюртовой матери от печи! — заорал мастер. — Но буду! — прямо глядя в батро- вое лицо мастера, повторил горновой. Мастер готов был наброситься на него.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2