Сибирские огни, 1939, № 4
цветистой кошме. Вслед за связками и не большими деревянными ящиками, мужчи на стал сивмать с лежащего верблюда кривые пажи и тонкие деревянные решет ки — остов юрты. Роману захотелось рас спросить, откуда прикочевали эти люди, ще и как жили, захотелось поближе взглянуть иа странное животное,. Он подошел к кочевникам и, сняв фу ражку, поздоровался. Мужчина ответил приятным грудным голосом: — Сам — здравствуй! — и, распрямив шись, пробегая глазами по незнакомцу от ног до головы, осведомился. — Откуда пришел, товарищ? Из деревня? Роман рассказал и, в свою очередь, за дал казаху тот же вопрос. — Мы кочевал из Казахстан. Каркара- лы слышал? Дальше Семипалатной, степь большой такой. Ярмарка торгует. Мы там родился, там кочевал. Зима бьм худой— степь льдом покрылся, корова пропадал, барашка пропадал, одна эта верблюд остался. — Закончив свое краткое пове ствование, казах спросил. — Тебя как звать? Он повторил за Романом сто имя, отче ство и фамилию, а затем сел на траву рядом о верблюдом и, вьгсыная из крас ной деревянной табакерки зеленый табак на ладонь, сообщил: — Наша звать — Натай, памилия — Казыбеков. Двадцать три год Стень коче вал. Слушая словоохотливого казаха, Дымиов рассматривал его приятное смуглое лицос умеренными скулами, удлиненными кари миглазамии нисколькими чернымп волос ками иа верхней губа Натай заложил ще потки табаку за щеки, под язык и про должал расспрашивать Романа: — Твоя баба есть? Звать как? Моя ба ба звать Жамал. Паршшпко есть, депка есть? — Есть сын, только в деревне остал ся, — пробормотал Дымнов и почувство вал, что уши налились пламенем. — Парнишко есть — хорошо! В дерев ня оставлял — плохо. Когда Роман собрался уходить, Натай дружески тепло сказал ему: — Приходи, товарищ, в гости в наша юрта. Друг будешь. Было приятно сознавать, что вот уже в новом городе есть знакомые, и Роман обе щал Натаю заходить в его юрту. Вернувшись из шахтоуправления, Дым нов нашел Панкратова отдыхающим. — Ну, богатырь, к мам записался? В забойщики? — уверенно спросил земляк. — Нет, я — коногоном. •( — Коногоном? — Панкратов припод нялся на постели, подпирая рукой клино образное лицо, и захохотал, будто зала ял. — Коногон!.. Ребячье занятие... — Да ты же не знаешь, что коногон в шахте делает, а смеешься тоже... — Прет тебя, прет от шахты, тру сишь, — посмеялая Панкратов и тут же похвалился. — А я ни капли не боюсь!.. — Почет храбрым! — воскликнул Ро ман, шутливо козырнув земляку. Раздеваясь, подумал: «Завтра надо встать пораньше. Как-то встретит меня земля?» *** Шахта № 1 была единственной на руд- пике, пройденной до революции. Надзем ные сооружения были ветхи и убоги: не высокий деревянный копер походил па лесную наблюдательную 'вышку,, справа от него — маленький домик, в котором, над рываясь, устало стучал дряхлый парови- чок, поднимавший и опускавший клети, слева — раскомандировка, покосившаяся изба, крытая по-амбарному. Когда Роман подошел к колодцу, кото рый вое называли стволом, груженная уг лем клеть, поравнявшись с чугунными плитами, остановилась. Откатчица, моло дая девушка о длинной еппиой, уперлась ногами в щербатые плиты, выкатила ва гонетку из клети и по рельсам погнала туда, где стояли железнодорожные ваго ны. Рукоятчик, сивоусый мужчина, при храмывавший так, что правая нота' его, казалось, могла переломиться под тяже лым телом, зычно крикнул: — Садись, ребята, да поживей! Смело шагнув в мокрую и грязную же лезную коробку, шахтеры втолкнули ту да и Романа Дыммова. Сивоусый подошел к стене и, дергая за рукоятку, четыре' раза ударил молотом по буферу от старого вагона. Машинист дал самый тихий ход. Роман отмечал все движения клети. Вот она чуточку приподнялась над стальными кулаками и, когда те скрылись1в стенках, стремительно полетела вниз, будто обор вался металлический канат. Роман взмах нул руками, но не нашел, за что бы ему ухватиться. Кто-то картавый посмеялся: — За пол дегжись, а то упадешь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2