Сибирские огни, 1939, № 4

известие о революции, и, конвой строго охранял партию ссыльных. Тов. Куйбышев шел скованным рука в руку с соседом по этапу, с каждым 'днем все дальше на север, б глушь Турухан- ского края. Только 6 марта, пройдя уже 200 верст от Красноярска, Валериан Владимирович узнал о революции. Это было на остановке в глухом селе Бобровке, где не было ни телеграфа, ни властей, нм ссыльных. Вспоминая этот день, тов. Куйбышев рассказывает, как овобожденные от кандалов, он и его то­ варищи отдыхали, закусывали, шутили, когда конвойный солдат передал тов. Куйбышеву требование начальника кон­ воя явиться к нему. Решив, что1это по поводу занятий с ним алгеброй и геометрией, установлен­ ных по договору за то, чтобы он позво­ лял снимать кандалы во время привала, тов. Куйбышев с досадой ответил: Вот вьшыо чай и приду. «Прошло несколько минут, — расска­ зывает тов. Куйбышев, — мы пьем чай, блаженствуем. Снова возвращается кон­ войный и говорит: — Начальник конвоя требует вас не­ медленно. Я рассердился: — Что я, обязан заниматься? Хочу за­ нимаюсь, хочу нет. Скажите, что я не нанялся заниматься с ним, кончу чай и приду. Солдат снова уходит, а через полмину­ ты (возвращается и говорит: — Господин Куйбышев, вас господин начальник просит не для занятий немед­ ленно притти. Не понимая, в чем дело, иду в кара­ ульное помещение. Длинный стол, во главе сидит конвойный начальник, солда­ та расселись вокруг стола. Конвойный начальник держит какую-то длинную бу­ мажку, как будто извещение о войне, и говорит мне: — Прочтите и разъясните. Я беру эту бумагу в руки и начи­ наю читать. Вдруг вижу: «Временное пра­ вительство. Министр юстиции Керенский. Амнистия политическим». Я бросаю бумагу и хочу бежать, чтобы сообщить товарищам, ®о меня сзади схва­ тывают за руки и кричат: — Объясни! Я говорю: — Что объяснять? Произошла револю­ ция, мы свободны, мы амнистированы. Все политические амнистированы. Чего же еще объяснять? t — Нет, ты прочитай и объясни, без этого мы тебя не выпустим отсюда. Мне самому было интересно прочесть всю листовку. Я прочел ее им и говорю: — Вот ввдите, мы свободны. Начальник конвоя, с которым я зани­ мался и который обучался только для того, чтобы стать еще большим кулаком, мне говорит: — Ну, хорошо, ты щи, только никому ничего не говори. Я рассмеялся и опрашиваю: — Что вы, с ума сошли? — Расскажешь? — Конечно, расскажу. — Ну, хорошо; только имей в вицу, что если вы попытаетесь принять какие- нибудь меры к побегу, я применю ору­ жие. — На каком основании? Какое ты имеешь цраво? , — Я присягал царю и пока не буду убежден в том, что действительно царь свергнут, до тех пор я вас не отпущу, а, если попытаетесь бежать, то я приме­ ню вооруженную силу. Я ему говорю, показывая на листовку: — Вот же доказательство. — Нет, может быть это прокламация. — Какая же прокламация! Смотри, на­ печатана в типографии енисейского гу­ бернатора. — Пока я окончательно не буду убеж­ ден, что власть свергнута, до тех пор я вас не отпущу. Я присягал царю. — Как хочешь, — говорю и бету к товарищам. Солдаты были настроены иначе, смотре­ ли на меня как-то выжидающе. Чорт их знает, может быть они даже не стали бы стрелять, но трудно было это решить. Я бегу к себе. Ребята иопрежнему спокойно сидят и пьют чай. Я кричу им: — Товарищи, революция! Они на меня посмотрели, а потом раз­ дался общий смех. — Вот здорова ты утки пускаешь! — Да, товарищи, революция! Снова взрыв хохота. — Ну, как ты правдоподобно врешь! Наконец, я со слезами в голосе кричу: — Товарищи, революция произошла! И вдруг все поверили. Это был непо-